A and B, или Как приручить Мародеров (СИ)

— Они еще с того вечера остались. Когда мы подожгли гостиные Слизерина… Волшебная палочка оставляет магический след, а спички нет. Поэтому Дамблдор нас до сих пор и не вычислил.

Эмили лишь уважительно покачала головой – сама она, даже будучи магглой, об этом совсем не подумала.

Ремус вдруг поднялся, подошел к одному из трухлявых, покосившихся стульев и, без особого труда разломав его на составляющие, небрежно бросил деревяшки на пол. Через пару минут в комнате затрещал приветливый костерок. Эмили широко раскрытыми глазами смотрела на все это безобразие.

— Почти как хворост, хорошо горит, — безмятежно прокомментировал парень.

— Ты что делаешь?!

— Исполняю даже самые мельчайшие твои капризы, — с убийственной проникновенностью произнес Люпин, даже не усмехнувшись. Впрочем, в глазах его прыгали искорки смеха.

— Потуши его немедленно!

— И как, позволь узнать? Он уже разгорелся, а у меня нет ни палочки, ни воды, ни песка. Ничего.

— Ты же исполняешь даже самые мельчайшие мои капризы, — ехидно ответила Эмили.

Ремус с секунду смотрел на нее, затем тяжело вздохнул и, скинув с себя мантию, набросил ее на маленький костерок, заодно основательно потоптавшись на ней. Огонь погас, снова оставив двоих друзей в темноте.

— Теперь снова разжечь? – Эмили не видела лица Ремуса, но по голосу чувствовала, что тот ухмыляется самым что ни на есть наглым образом.

— Нет, спасибо, — наивежливейшее отозвалась она. – Здесь итак достаточно душно.

Некоторое время они молчали, Люпин не выдержал первым:

— Мэл, давай прекратим эту дурацкую войну. Я…

— Прекратим?! Не я ее начала! Подлить мне в зелье кровь саламандры! Ты мог меня покалечить! Убить!

— Доза была слишком маленькой!

— Да что ты?! То-то мадам Помфри обвязывала голову Джеймса тройным слоем бинтов после того, как тот ударился о стену!

— Джеймс сам виноват – полез под руку! А ты стояла слишком далеко от котла.

— Действительно, какое чудо, что я вовремя от него отошла!

— Эмили! – голос Люпина прогремел столь внезапно, что девушка от неожиданности замолчала и подрастеряла значительную часть своей воинственности.

Хоть глаза ее и привыкли к темноте, она видела лишь смутные очертания Ремуса, медленно приближающегося к ней.

— Эмили, — голос Ремуса, спокойный и проникновенный, прозвучал совсем близко. – Не играй со мной.

На секунду внутри девушки поднялся страх – темнота размывала черты Люпина, что, вкупе с его второй ипостасью и фантазией Паркер, превращало стоящего перед ней парня в страшное чудище. Но уже через мгновение она тряхнула головой, в глазах ее блеснула ярость. Она шагнула ближе, туда, где по ее предположению, находился Ремус, и тихо произнесла:

— Боюсь, возможный приз не стоит и капли моих усилий.

Ремус на секунду замер, затем, наклонившись и неожиданно ловко ухватив девушку обоими руками за предплечья, сказал:

— Давай разрешим этот вопрос раз и навсегда, Эмили. Я не твоя игрушка и не хочу ею быть. Я оборотень по форме, а ты – по сути. Ты знаешь мою тайну, знаешь, чего мне стоило хранить этот секрет все эти годы, но я этого не выбирал. Ты же… ты сама выбрала жизнь под маской. Я не верю в то, что ты просто невинная жертва Малфоя. Твоя душа воистину таит в себе многих демонов, и ты не святая. И я буду честен – я тоже не светлейший человек. Я знаю, что есть в этом мире девушки, чистые и светлые, милосердные и добрые, способные принять мою суть, но едва ли меня может понять та, в чьей душе совсем нет тьмы. Пусть я всегда ненавидел свою вторую сущность, но я не могу отрицать того, что хотя бы один раз в месяц я чувствую себя по-настоящему свободным. В том, чтобы быть зверем, есть свои прелести. И ты, — его глаза по-звериному сверкнули, — можешь меня понять. Я знаю, я чувствую это. Ты скрываешь свое лицо практически ото всех так же, как и я. Но я не потерплю интриг по отношению к себе, будь со мной честна. Если скажешь отпустить, я отпущу и больше тебя никогда не потревожу, но не смей мучать меня неопределенностью.

Эмили пораженно молчала, немало изумленная этой внезапной и неожиданной вспышкой Люпина. В этот момент он был истинным оборотнем, будто бы грань между человеческим и звериным стерлась, и две ипостаси смешались воедино. Он был все тем же Ремусом – спокойным, рассудительным и разумным, но в его движениях, жестах и словах появилась сила, властная, опасная и пугающая. И, что самое страшное, Эмили это нравилось. Она чувствовала в нем равного.

— Я… — попыталась она подобрать слова, но ощущение давящего взгляда сбивало с мысли.

— Ты… — подсказал ей Люпин.

— Не дави на меня! – вдруг взорвалась Эмили, не выдержав напряжения.

Взгляд Ремуса дрогнул, а затем он словно бы пришел в себя. Ощущение звериной силы, разлитой в воздухе, постепенно исчезало. На смену ему приходило почти осязаемое спокойствие и чувство защищенности – то самое, что, казалось бы, всегда окружало мародера и тех, кто находился с ним рядом.

— Прости, — несколько смущенно отозвался он. – Последнее время я плохо сплю и контролирую себя… тоже плохо. Постоянно огрызаюсь. Иногда мне кажется, что я перестаю быть человеком.