Беата задумчиво выпустила кольцо дыма — директорская трубка была хороша. Так случилось, что Дамблдор возжелал выкинуть ее, и Беате удалось вырвать бесценную вещицу из рук домовика, когда тот уже запихивал ее в мусорный мешок. Слизеринка вздохнула — близился конец обучения в Хогвартсе, но та проблема, проблема, о которой она не рассказала даже Паркер, осталась не решенной. И почему все так просто и бескорыстно верят в ее, даже самую странную ложь? Эмили, Сириус, Серена, Гвендолин… Как так вышло, что именно Люциус Малфой знал ее лучше всех?
Беата задумалась, вспоминая их недавний разговор с Блэком: как он спрашивал ее о родителях, как рассказывал о своих. Спринклс тогда сказала, что не имеет ни малейшего представления о своем отце. Она солгала.
Ей было четырнадцать лет и она отчаянно желала найти своего родителя, разуверившись в собственной матери. Все были против этого, все пытались ее разубедить, но разве это возможно — разубедить в чем-то Беату Спринклс?
— Подожди, Люциус! Ты уверен, что это тот самый дом?
Беловолосый мальчишка недовольно оглянулся.
— Я же сказал, что да! Ты что, не доверяешь моему слову?
Беата давно поняла, что самой больной темой для Люциуса был намек на то, что он не способен сдержать своего обещания. Его отец, в которого Спринклс плюнула перед своим переездом к Паркер, мягко говоря, не выносил слизеринку, а после ее последней выходки и вовсе покрылся пятнами и только что не воспламенился прямо в центре собственной гостиной. Впрочем, не любил он ее скорее из-за того, что Беата была в корне не согласна с его методами воспитания сына, а также, страшно ревновала друга к Нарциссе, которую Абраксас открыто считал своей невесткой.
— Ну что ты встала? — в очередной раз вспылил Малфой. Его безумно раздражало свойство Беаты, когда та могла просто остановиться посреди дороги на проезжей части и задуматься о чем-то своем.
— Я боюсь, — проворчала Спринклс. — Мать говорила, что отец — ужасный тип, а бабушка и вовсе презирает его.
— Твоя бабушка презирает практически всех. И вообще, зачем-то же Серена сошлась с ним? — заметил Люциус.
— Исключительно, чтобы ее дочь родилась чистокровной, — еще мрачнее ответила Беата.
— Не может же твоя мать быть такой, э… ветреной?
Спринклс смерила Люциуса насмешливым взглядом. Каким бы дерзким и отважным Малфой не пытался казаться, он оставался осторожным и тактичным в любой ситуации, предпочитая улаживать конфликт мирно или просто избегать его. Беата на месте Малфоя ни за что не сказала бы «ветреная», она бы использовала куда как более… честное слово.
— Что ты знаешь о моей матери, — вздохнула она и, поднявшись по ступенькам, отважно заколотила в дверь. Она продолжала молотить в дверь ровно две минуты, считая, что так хозяин дома услышит ее наверняка.
— Что?! — раздраженный мужчина, открывший дверь, напоминал жертву затяжной пневмонии и сифилиса одновременно. Нечесаный, невыспавшийся, с посеревшей кожей, замотанный шарфом и с безмерной усталостью в глазах.
— Э… — неуверенно протянул Люциус, выглядывая из-за плеча Спринклс. — Он совсем не джентльмен… Может, я ошибся?
Малфой ожидал увидеть надменного аристократа в богатой одежде и с непроницаемым лицом — ему и в голову не приходило, что чистокровные волшебники могут выглядеть иначе.
Но Беату не могли остановить подобные мелочи.
— Я ваша дочь! — между делом провозгласила она. Ей было не совсем понятно, зачем тратить время на невнятные разглагольствования, если можно просто высказать свою мысль прямо?
Хозяин дома вперился в Беату взглядом, на минуту повисло напряженное молчание. Следующий его вопрос мгновенно породнил двух этих странных людей в глазах Малфоя.
— И что? — равнодушно спросил мужчина, приподняв бровь.
Беата удивилась — люди обычно сразу прогибались под ее напором.
— Я ваша дочь, — несколько неуверенно повторила она.
— Я понял, — пожал плечами мужчина. — И?
— Вы ничего не хотите мне сказать?
— Хочу. Идите к черту, — и захлопнул дверь.
— Нет, он совсем не джентльмен, — окончательно разуверился в мужчине Малфой. Еще ни разу в жизни его представления о мире не ломались с таким ошеломляющим хрустом.
Беата в ответ только нахмурилась. Если этот странный незнакомец думал, что на нее подействует его грубость, он жестоко ошибался. После того, как доведенный до бешенства седьмой муж Серены бросил в Беату стулом, слизеринка вообще с сомнением относилась к силовым угрозам. Муж, к слову, был выгнан из дома в тот же день, невзирая на факт двух сломанных ребер (Беата бросила в него столом и, в отличие от своего отчима, попала), на пробитую печень (Беата просто выразила свое неодобрение седьмым браком своей матери, после чего в нее как раз и полетел стул), а также огромную шишку (Серена познакомила своего «любимого» с одним из косяков на прощание). В общем, Беате Спринклс было не очень трудно уживаться с людьми, ведь если нет человека — нет и проблемы.