А. А. Прокоп

Самый страшный сон не смог бы сравниться с тем, что начало происходить в реальности. Зимнее солнце не согласившись с задуманным покинуло небосвод, и этим лишь помогло усилиться, и без того крепкому морозу. Пар валил из-за ртов помощников Резникова. Сам он стоически находился на открытом воздухе, без намека на головной убор. Короткий полушубок был расстёгнут. Мороз был бессилен повлиять на Резникова. Приговоренные к смерти люди окончательно закоченели. Мальчик всё время плакал, кто-то из мужчин начал громко молиться, за что тут же получил удар по губам, от этого его лицо окрасилось алой яркой кровью, она стекала каплями на белый снег, и Степан, привыкший к крови, всё одно отвернулся с чувством бессильной неприязни. Соня, к тому времени стояла рядом с ним, сжимала в своей небольшой ладошке его руку, а поверх них дымили печи нескольких домов, которые и окружили их в своеобразный капкан.

То, что началось дальше, лучше было не наблюдать. Крестьян обвиненных в содействии большевистским бандам замораживали заживо ледяной водой. Теряя объём она тут же превращалась в разводы, сгустки льда. Чистого смертельно холодного. Этот лёд беспощадно затягивал к себе обреченных, и они ослабленные, обессиленные быстро следовали в ледяное царство, отдавая во власть мороза своё последнее теплое дыхание, которое слабым паром недолго держалось на воздухе, затем исчезало. Пришедшее ему на смену, смешавшись с уже слабыми проклятиями, жутким надрывным воем, тихим плачем, было с каждым разом ещё слабее, и морозу, льду уже не составляло особого труда, чтобы окончательно поглотить последние вздохи.

Палачи напротив разогревались всё больше и больше. Смертельное действо предавало им азарта, с ним приходил жар — возбуждение. Матом криком — горели глаза. Давно были брошены рукавицы, потеряны перчатки. Выдыш всё время курил. Между затяжками он громко, сурово кричал низким отрывистым голосом.

— Быстрее! Быстрее! Что возитесь сволочи!

Резников через несколько минут потерял интерес к казни и, отойдя в сторону, смотрел на стену морозного притихшего леса. Степан с неприязнью подумал о том, что Резников думает о чём-то своём. Тепло от ладошки Сони исчезло, и сейчас Степан, отдавал ей своё. Глаза Сони были закрыты. Она не могла смотреть, но слышала и слёзы скатывались из её глаз. Быстро замерзали, почти застывали на щеках…

* * *

Отец Кирилл напрасно ждал Степана на берегу озера. Он сидел уже больше двух часов. За это время изменилась погода, появился неприятный ветер. Снова по коже отца Кирилла пополз холод.

— «Как и тогда — ни к добру это» — подумал отец Кирилл и переменил место ожидания, пересев так, чтобы ещё лучше было видно дорогу. Долго смотрел на открывающуюся пустоту, всё ещё надеясь увидеть фигуру Степана, приближающегося к нему быстрой походкой.

Степана не было. Озеро покрылось холодной рябью, за ней появилась волна, а на волне одиноко болталась лодка, чёрная, старая и совершенно пустая. Её бросало из стороны в сторону, она то приближалась, то удалялась от отца Кирилла.

— «Пасечников» — пронеслось в мозгу отца Кирилла.

Испуганные глаза, переживающие всё вместе. Всё в одном наборе; страх, ненависть, бессилие — смотрели на отца Кирилла через прямоугольную щель, вырубленную в нижнем бревне сруба. Ещё ниже шёл кирпич каменного фундамента, добротного и самого видного дома местного купца Варламова.

Пасечников смотрел, сжимая в руке револьвер с двумя патронами в барабане. Одетый в солдатскую шинель, сильно обросший жесткой рыжеватой щетиной. Ему было холодно, пробирал сильный озноб, и какое-то время он старательно целился в Резникова, через всю ту же щель.

Перестал дышать, слился в одно с коротким дулом пистолета. Дрогнули пальцы перед последним движением. Застыла последняя доля секунды, но по воле злой иронии, Резников сделал шаг в сторону быстро и резко, как будто что-то почувствовал. Все старания Пасечникова превратились в пустоту. Не было у него другой позиции. Он закрыл глаза, сжал челюсти и свободную от пистолета руку в кулак. Просто боялся закричать, не выдержать напряжения. Ответить воем на издевательство, фатальное невезение, что приготовила для него судьба.

Несколько секунд, в них плачь — стон. Слёзы бога выпадающие морозным инеем и дыхание замерзающего льда, который не подозревая того становился в глазах Пасечникова проклятием вечности. Застывающей прямо здесь, остановившейся перед ним, чтобы он смог её увидеть и запомнить на очень долгое время.

— София Алексеевна, Степан Владимирович, но как же так, но как же так — шептал Пасечников.

— София Алексеевна, не может так быть.

Пасечников тихо шептал сам себе, а через его глаза отец Кирилл уже видел другую картину.