А. А. А. Е.

А выгода для белого человека — все! Там, где он может опустить в карман несколько десятков лишних франков, там он ни перед чем не остановится. Великая вещь франк!

Можно было, конечно, провести железную дорогу в обход. Можно было сделать небольшой крюк с тем, чтобы обойти эти проклятые болота. Но инженеры, планировавшие стройку, точно рассчитали, сколько миллионов попадет в их карманы при засыпке болотистой полосы, а мосье Дюпоне, вчера содержавший притоны в Париже, а сегодня занимающийся спекуляциями в Африке, так ловко и так нахально закупил десятки акров тропического болота, что ни о каких обходах разговора быть не могло. Дорогу вели прямиком, сквозь леса и заросли, через реки и полные тысячами болезней низины.

Конечно, болото — пустяк для современной, вооруженной до зубов техники. Мало ли машин и сооружений предназначено для того, чтобы в кратчайший срок осушить любую лужу, даже превосходящую по своим размерам территорию самой Франции? Все, что раньше падало на людскую рабочую силу, теперь может быть возложено на эти гигантские паровые и электрические механизмы, и человеку останется только нажимать рычаги да кнопки, предоставляя блестящим ковшам землечерпалок проделывать грязную работу.

Но и здесь не повезло неграм! На свою негритянскую беду они оказались значительно дешевле, чем машины и применение их труда давало экономию. Поэтому машины так и не увидели берегов Африки, или увидели их в самом ограниченном количестве; а негры по колено, а иногда и по горло в воде, прокладывали путь через болота французских колоний.

На этой работе негр является чем-то вроде универсального американского ножика с двенадцатью приборами. Он заменяет ковши землечерпалок, на своей спине вытаскивая железные ящики с болотной тиной, он изображает лошадь, впрягаясь в тяжелую стальную рельсу и под бичом надсмотрщика волоча ее по вязкой почве; он катит тяжелый каток, утрамбовывая, параллельную железной, шоссейную дорогу и, наконец, он в свободное от работы время обслуживает белых, воздвигая им жилища около линии нового пути.

Там, где белые люди строят что-нибудь, всегда валяется мною свободных, несчитанных, всяческими способами наворованных денег. А где есть деньги, там немедленно строятся городки, вырастают рестораны, кафе-шантаны, игорные дома, притоны разврата, словом, все, в целом громко именуемое строительным городом. В момент постройки, — это бессистемная, наскоро распланированная кучка домов, населенных отборнейшими мерзавцами и аферистами, обманывающими, обсчитывающими и обкрадывающими друг друга.

Придет время и эти аферисты превратятся в почтенных граждан-старожилов. Они будут заседать в городском управлении и судах, от них будет исходить высшее толкование нравственности и закона. Мэр города с негодованием станет ловить на улицах выброшенных за борт жизни женщин и награждать их желтыми билетами, забывая, что несколько лет тому назад ему принадлежал первый в местности дом терпимости. Городской судья присудит к каторжным работам голодного, обокравшего кассу ювелирного магазина и, вероятно, не вспомнит о том, что было время, когда он сам по дороге к городу (тогда еще поселку) укокошил почтальона и отобрал у него всю почту, содержавшую в себе немало хороших, настоящих франков.

Придет время… А пока вся эта публика очень громко, откровенно и нагло хвастается своими аферами, играет в рулетку и баккара, кутит, развратничает и нимало не беспокоится о том, что смертность среди негров, дающих им возможность предаваться этому милому образу жизни, растет с каждым днем. Как истые французы, да притом еще французы-колонизаторы, они следуют в своей жизни любимой пословице — «После нас — хоть потоп!»

И поэтому, вечерами сходятся и съезжаются они в самому шикарному и богатому зданию поселка, к ресторану, носящему громкое название «Утехи любви». На экипажах и на автомобилях, верхом и на своих двоих, обутых в высоченные болотные сапоги, во фраках и смокингах, в грубых кожаных костюмах, в распахнутых до пределов приличия рубашках наполняют они залы этого ресторана и начинают там соревнование в трате денег, пьянстве и обжорстве.

В «Утехах любви» можно получить все, что угодно. Лучший повар, работавший в Париже у самого Максима, приглашен предприимчивым ресторатором. Для хранения продуктов выстроены прекрасные ледники и специальное сооружение поддерживает в них полярный холод. Правда, обед в «Утехах любви» стоит раз в десять дороже обеда в самом роскошном парижском ресторане, — а об ужинах, винах и специальных, по карточке и вкусу заказываемых, кушаньях и говорить нечего, — но это никого не смущает.

И в «Утехах любви» задорно гремит музыка, льются в бокалы чудовищно дорогие вина, уничтожаются изысканные кушанья и среди столиков, переполненных чавкающими, потеющими от обжорства людьми сплетаются в фокстроте обнаженные пары.

III