А.А.А.Е.

Тут же рядом находится станция беспроволочного телеграфа. Ежедневная почта приносит тысячную корреспонденцию и редакторы отделов имеют очень мало времени на личную жизнь. Они большую часть суток заняты правкой материала.

Не шутка наполнить интересным для рабочих всех Штатов материалом 48 полос 3-х ежедневных изданий.

Тут же находился особо важный отдел Советских республик и Коминтерна. Там работали все сотрудники, говорившие по-русски.

В отделе новостей работал Дикки Ред и симпатичная Ренни Морине, сестра Дикки. Она, кроме того, работала и в отделе Советских республик, так как говорила по-русски.

У Ренни светлые волосы, темные глаза и Ренни прекрасно владеет стилем. Ренни очень любит Дикки.

Они оба заняты срочной работой. У Дикки Реда всегда важные и срочные работы. Но часы бьют семь, а в этот час нужно обедать.

Ренни встала, прошла к столу Дикки и запустила свои руки в его густую шевелюру.

— Алло, Дикки, идем обедать!

Дикки знает, что можно работать, но он знает и то, что нужно есть, заниматься спортом, читать много книг и ходить в театр.

Они отправились обедать.

Только в Америке можно услышать настоящий, неподражаемый джаз-банд. Джаз-банд — это конгломерат звуков — монолит, тонна радио-силы, музыка сатаны. Джаз-банд освежает и наполняет нервы солнечной энергией.

Человек, который много работает, много переживает, много чувствует, любит джаз-банд. А джаз-банд в ресторане черного Билли не имел равных.

И Дикки Ред любил ресторан черного Билли по этим и многим другим причинам. Дикки был завсегдатаем ресторана черного Билли. В центре большой залы с зеркальными окнами находилась эстрада и на ней черный оркестр проявлял чудеса талантливости, экспансивности, энергии и быстроты.

С шести — между столиками начинались танцы. Все танцевали шимми, все танцевали фокстрот и уанстеп.

Дикки и Ренни заняли свободный столик.

Но не сразу к ним подошел лакей. Дежурным по столику Дикки был толстый Чарли. И он, по профессиональной привычке, перекинув через руку салфетку, направился к ним. Но он не сделал и трех шагов. Сухой, выбритый лакей дернул его за рукав.

— Стойте, мистер, этому джентльмену буду подавать я!

И он, хлестко тряхнув салфеткой, перекинул ее на другую руку, подошел к Дикки и подал карту.

Пока Дикки и Ренни рассматривали меню, он вытащил из бокового кармана карточку и стал ее внимательно рассматривать, бросая взгляды на Дикки. Когда, как показалось ему, он достаточно точно сравнил черты его лица и убедился в сходстве, он спрятал фотографию. Фотографию небольшую, перечеркнутую красным крестом с белыми буквами — смерть.

— На первое вы дадите нам консоме, на второе — свиную корейку и крем из дичи.

— Слушаю, сэр!

Лакей вернулся, накрыл стол, громыхая, поставил перед посетителями приборы и принес большие чашки крепкого бульона.

После двух вторых, Дикки попросил яблочный сидр.

Лакей как будто бы ждал этого.

Почему именно сверкнула еле заметная улыбка у лакея, почему эту улыбку не заметил никто из присутствующих, почему лакей не улыбнулся своими злыми глазами и ехидной, нехорошей улыбкой раньше? Почему? Он знал! Это хитрое, сухое, совсем не лакейского покроя животное знало; оно знало, что Дикки Ред попросит пить.

Иногда бывает такая безошибочная уверенность. В такие минуты человек может стать кем угодно. В такие минуты выигрывают сражения, переходят по тонкому канату Ниагару и убивают людей. Эту уверенность можно оправдать большим напряжением, повышенным темпом чувствительности и еще многим.

Уверенным движением лакей поставил на маленький столик поднос и на него два бокала. Потом он откупорил бутылку…

Занятная девочка Ренни. У нее всегда масса интересных тем и чересчур богатая фантазия. С ней можно говорить до бесконечности и никогда этот разговор не покажется скучным. И особенно занятные у нее волосы. Дикки, как бы впервые, посмотрел на свою сестру взглядом совершенно постороннего человека.

Тут же, в нескольких шагах, танцевало много женщин. Конечно, Дикки не сравнивал ее с этими бедными созданиями, выброшенными жизнью за борт. Нет, он просто смотрел. Они, например, красят щеки, губы, подводят глаза и пудрятся.

У Ренни прекрасный румянец, алые губы, под глазами естественная темнота кожи, брови почти черные, а щеки такие свежие и упругие.

Они пускают в глаза белладонну, чтобы сделать их больше, глубже; у Ренни глаза большие, глубокие, серые, такие же, как у него, но куда лучше.

Они делают что-то со своими ресницами и становятся похожими на больную кошку, у которой слезятся глаза. У Ренни густые, длинные ресницы.

Они пудрят… постой, интересно, есть ли пудреница у Ренни, что-то не помнит, видел ли он ее.

Дикки взял с края столика сумочку Ренни. Сумочку деловой, но хорошенькой женщины, сумочку, полученную Ренни в подарок от своего мужа — секретаря профсоюза Транспортных Рабочих.

Он повертел ее в руках и открыл. Там лежал носовой платок, стило, необходимое всякой журналистке, блокнот, несколько долларов, чековая книжка. Но где же пудреница?

Дикки позабыл про пудреницу в ту же минуту, как он наткнулся на зеркало, вделанное в крышку сумочки.