А

Мать закончила варку и готовку, и сидела теперь в горнице, в кресле – смотрела телевизор и вязала что-то большое, тёплое и пушистое. Мет прошел в туалет, расположенный на восток от его комнаты, не доходя кухни. Вошел внутрь, закрыл за собой дверь, поднял крышку унитаза, расположенного у западной стены их совмещённого санузла, приспустил штаны, и только было, собрался делать то, зачем сюда явился, как неожиданно обнаружил на западе и немного внизу, тёпленькую, слегка лохматую точку, ту самую, которая вызвала у него столько беспокойства на Острове. Причем сразу понял, что именно ту самую, а не какую-то другую. Точка эта была явно очень далеко, но от это хуже видна не стала. Вот тебе и на!

И тут на него навалилась усталость, словно он только что мешок картошки затащил на пятый этаж. И хоть он никогда не жил на пятых этажах, и ни разу не таскал туда ни картошки, ни чего бы то либо ещё такого тяжелого, но что усталость должна быть именно такая, даже и не сомневался. Он как зомби развернулся и сел на унитаз, прямо на холодный край фаянсовой вазы и глубоко задумался.

Что-то в нём изменилось, пока он болел. Что-то... «Что-то, что-то, что-то, что-то, что-то есть у бегемота...» А может и не тогда, когда болел, а тогда, когда гнусные инквизиторы творили с ним непонятную мистическую гадость, пока... что? Стоп. Сначала была рубка с боевиками, которых привёл этот, святоша, блин. Блин святой. А потом он вырубился. Тыц, и всё. В смысле, всё отнялось, и он оказался дома, а его дрон в Среднеземной Фактории. И кто его туда припёр? Чё-та туману тут напудрено... И вот он два года психом ходил, и даже не удосужился разобраться, что к чему. Ну, а как ты тут разберёшься, когда всё в забытьи да в тумане, и на Остров низя? Да-а... Точка, точка, запяточка...

Стоп. А, может, всё началось ещё тогда, когда этот беглый военный шипеть на него начал? То-то в мозгах у него тогда так свербело, что даже зрение плыло, как у пьяного. В-в-в-в... Вот же ш-ш, задачка! Поди, теперь разберись, где вируса подхватил... Ва-ва-ва, ва-ва-ва... ни хрена не понятнова... У-у-у-у... паразиты инквизиторские!

– Петя, у тебя всё в порядке? Ты чего там воешь?

Тьфу ты, блин! Этого ещё не хватало.

– Ма, да всё у меня нормально! Что уж и повыть нельзя у себя дома, да?

– Нормально? А то смотри, позалазил на остров свой, может, опять припадок начинается. Давай, я скорую вызову, а?

Мэт соскочил с унитаза, быстро смыл за собой, оделся и вылетел вон.

– Да, ма! Я не маленький, что ты... Нет у меня никаких психов.

– Нету? – мать подозрительно смотрела ему прямо в глаза снизу вверх. – Ну-ну... Тут недавно про компьютерных наркоманов передавали по Даль-Тиви, говорят, очень страшная болезнь, и ни чем не лечится. Смотри, затянет тебя, и не вылезешь обратно! Скорей бы уж ты женился, может, жена тебя от острова твоего отвадит.

– Фу-у-у... Ну, а если, она сама к Острову пристрастится, а? И будем с ней на пару в инете сидеть, как два голубка.

– Тьфу, на тебя, накаркаешь ещё! И что у вас за детки тогда будут? С антеннами вместо ушей? Ох, горе ты моё, перерослое, когда же ты повзрослеешь?

– Что ты, ма! Чем позже повзрослеешь, тем позже постареешь. Дольше проживёшь.

– Как бы ни так! Просто будешь старым дитём... Иди-ка ты лучше борщику свежего поешь. Или картошечки с мясом, а то целый день куски хватаешь. Так заработаешь себе гастрит, и будешь потом старым дитём с гастритом.

– Вот, ни за что не женюсь, пока не найду себе такую девушку, которая так же хорошо готовит, как ты!

– Эх ты, жених. Иди, кушай горяченького, а я пойду, повяжу. По-сижу и по-вяжу.

На кухне Мэт налил себе полтарелочки борща, положил в него пол-ложечки свежей сметанки, взял из хлебницы свежую горбушку хлеба. Размешал сметану в тарелке с борщом, и не спеша швыркая, съел.

– Спасибо, ма! Борщ – супер!

– На здоровье, Петя! Ещё наливай, если хочешь.

– Не, ма, всё. Я чайку...

Он вскипятил чайник и заварил себе крепкого зелёного чаю, прямо в чашке. Достал из холодильника кусок сырокопчёной колбасы, твёрдой, как деревяшка. Остро оточенным ножом отрезал от него пять тонких, полупрозрачных ломтиков. Сунул один в рот и стал, причмокивая жевать, прихлёбывая горький, крепкий чай без сахара мелкими глотками. Хм... ничего, ощущеньице. Встал и подошёл к окну, держа кружку в руке.

За окном в темноте и холоде сыпалась снежная пыль, видимая только в конусе света от уличного светильника, висящего на столбе у калитки в их двор. Звёзд не было видно, как не было видно и самого неба – на его месте наблюдалась какая-то неоднородная полутёмная мгла. Хрум-хрум, взик-взик – какой-то спешащий прохожий тенью прошел по заснеженному тротуару вдоль их забора.

«Раз снег визжит, значит под тридцать...», – он отвернулся от морозного окна и сел на табуретку, лицом на запад, глазами в стол. Взял очередной ломтик колбасы, сунул его за щеку и осторожно отхлебнул из горячей кружки, тихонько крякнул и поднял глаза. Ну и, что у нас там...