А

– Петя, у тебя всё в порядке? Ты чего там воешь?

Тьфу ты, блин! Этого ещё не хватало.

– Ма, да всё у меня нормально! Что уж и повыть нельзя у себя дома, да?

– Нормально? А то смотри, позалазил на остров свой, может, опять припадок начинается. Давай, я скорую вызову, а?

Мэт соскочил с унитаза, быстро смыл за собой, оделся и вылетел вон.

– Да, ма! Я не маленький, что ты… Нет у меня никаких психов.

– Нету? – мать подозрительно смотрела ему прямо в глаза снизу вверх. – Ну-ну… Тут недавно про компьютерных наркоманов передавали по Даль-Тиви, говорят, очень страшная болезнь, и ни чем не лечится. Смотри, затянет тебя, и не вылезешь обратно! Скорей бы уж ты женился, может, жена тебя от острова твоего отвадит.

– Фу-у-у… Ну, а если, она сама к Острову пристрастится, а? И будем с ней на пару в инете сидеть, как два голубка.

– Тьфу, на тебя, накаркаешь ещё! И что у вас за детки тогда будут? С антеннами вместо ушей? Ох, горе ты моё, перерослое, когда же ты повзрослеешь?

– Что ты, ма! Чем позже повзрослеешь, тем позже постареешь. Дольше проживёшь.

– Как бы ни так! Просто будешь старым дитём… Иди-ка ты лучше борщику свежего поешь. Или картошечки с мясом, а то целый день куски хватаешь. Так заработаешь себе гастрит, и будешь потом старым дитём с гастритом.

– Вот, ни за что не женюсь, пока не найду себе такую девушку, которая так же хорошо готовит, как ты!

– Эх ты, жених. Иди, кушай горяченького, а я пойду, повяжу. По-сижу и по-вяжу.

На кухне Мэт налил себе полтарелочки борща, положил в него пол-ложечки свежей сметанки, взял из хлебницы свежую горбушку хлеба. Размешал сметану в тарелке с борщом, и не спеша швыркая, съел.

– Спасибо, ма! Борщ – супер!

– На здоровье, Петя! Ещё наливай, если хочешь.

– Не, ма, всё. Я чайку…

Он вскипятил чайник и заварил себе крепкого зелёного чаю, прямо в чашке. Достал из холодильника кусок сырокопчёной колбасы, твёрдой, как деревяшка. Остро оточенным ножом отрезал от него пять тонких, полупрозрачных ломтиков. Сунул один в рот и стал, причмокивая жевать, прихлёбывая горький, крепкий чай без сахара мелкими глотками. Хм… ничего, ощущеньице. Встал и подошёл к окну, держа кружку в руке.

За окном в темноте и холоде сыпалась снежная пыль, видимая только в конусе света от уличного светильника, висящего на столбе у калитки в их двор. Звёзд не было видно, как не было видно и самого неба – на его месте наблюдалась какая-то неоднородная полутёмная мгла. Хрум-хрум, взик-взик – какой-то спешащий прохожий тенью прошел по заснеженному тротуару вдоль их забора.

«Раз снег визжит, значит под тридцать…», – он отвернулся от морозного окна и сел на табуретку, лицом на запад, глазами в стол. Взял очередной ломтик колбасы, сунул его за щеку и осторожно отхлебнул из горячей кружки, тихонько крякнул и поднял глаза. Ну и, что у нас там…

Тёплая лохматая точка… Она была не тёплая, не лохматая, и совсем не точка. Но других определений для её обозначения он подобрать не мог. И ничего страшного в ней не было. Совсем ничего. Ну, и какого он тогда так позорно бежал от Боржча? Лучше надо было зайти вовнутрь, и выяснить, что это такое. Может это… Вот, блин, даже представить себе не могу, что это может быть. Валетчик бы, наверное, уже целую теорию составил на эту тему, он парень умный. Да… Умный-то, умный, но какой-то сломленный, это видно сразу – укатали его тени подземелий ещё до того, как мы с ними встретились на самом деле. Не надо его привлекать к решению этой задачки. И не буду я его больше звать Валетчиком, он теперь Стеклярус, пусть им и остаётся.

Точка слегка пульсировала и мерцала, и казалось, росла. Ну-ну. Он отставил полупустую кружку и быстро проглотил полупережеванную колбасу, когда ощутил внутри себя движение лёгкого голубого мотылька пламени. Ну-ну, а этот чего тут разволновался? Мотылёк нервно колыхался словно собирался куда-то лететь. Хм, подумал Мэт, интересное явление. Затем, словно по какому-то наитию, мысленно дунул на огонёк и сказал ему – лети! Тот мгновенно сорвался с места, как-то удивительно быстро полетел и слился с лохматой точкой, отчего та посинела и обрела объём. Объём колыхался и вибрировал, растягивался и ниспадал, и совершил ещё много непонятных мгновенных телодвижений и трансформаций, пока не превратился во что-то наподобие надутого кубика. Этакий синий, мерцающий, колеблющийся квадратный клубочек. Мягкий, маленький клубочек. Живой.

– Хо, – сказал Мэт, – интересно, интересно…

Синий колыхнулся, поворочался из стороны в сторону, и… уставился на него. Непонятно чем, но точно – уставился. Мэту стало весело и щекотно одновременно, и он улыбнулся Синему, как старому знакомому, и сказал ему:

– Ш-ш-ш…

– Ш-ш-ш, – согласился Синий.

– Здо рово! – сказал Мэт.

– Здо рово! – подтвердил Синий.

– Ты кто, эхо? – весело поинтересовался Мэт.

– Я кто – эхо? – удивился Синий.

– Ого! – очень удивился Мэт, – ты что, меня понимаешь?

– Я кто? – повторил Синий.

Мэт немного растерялся и не ответил ему сразу.