А

прилететь влюблённым бризом,

но бессловье и бесстрочье

снова в спутниках со мной.

Ставлю, ставлю многоточье,

не сближая нас дефисом,

а дефис привычно ставлю

вместо точки не с тобой.

Упакованы в коробки

у весны все дни и числа,

ей предписано в короткий

срок покинуть спящий дом.

Заключаю сердце в скобки,

и опять строка подвисла

вечным знаком переноса

слов признанья на потом...

(2011)

ВЛЮБЛЁННОСТЬ И ЛЮБОВЬ

Кто отличит влюблённость от любви?

Быть может, Время? Если стрелок тени

замрут, отмерив тысячу мгновений,

и я шаги знакомые твои,

не различу среди других шагов –

я был влюблён,

но это не любовь.

А если я их слышу и тогда,

когда меж нами время и пространство,

и судеб наших двух непостоянство,

и жар огня, и мёртвый холод льда,

мне ясно будет безо всяких слов,

как отличить влюблённость и любовь.

(2010)

ВРЕМЯ ТАЕТ

Время рвётся, время тает,

у ворот стоит карета,

и вихрастый кучер-лето

допивает сладкий сон.

Для того, кто уезжает

есть хорошая примета:

солнцем выпала монета

поутру на небосклон.

Время тает, время рвётся,

ветер в путь-дорогу гонит,

увезут карету кони

по мощёной мостовой.

Для того, кто остаётся

нет примет на небосклоне,

лишь разлука на ладони

тонкой длинною чертой.

(2010)

ВЫ ГРУСТИТЕ ОДНА

Вы грустите одна среди белых цветов

в элегантном боа из фазановых перьев.

Родилась ваша грусть из разлитых духов,

из оплавленных свеч и опавших деревьев.

Из потерянных лет, из обманутых чувств,

одиноких рассветов на тихой аллее.

В ваших пальцах бокал снова лёгок и пуст,

но сегодня вино не пьянит и не греет.

Вы грустите одна среди белых цветов

о нечаянных ласках, греховном союзе.

Родилась ваша грусть из рассыпанных слов,

из утраченных нот и разбитых иллюзий.

Из пустых вечеров и зачеркнутых строк,

неотправленных писем-упрёков мужчине.

Между пальцев течёт время, словно песок,

и сгорает дотла каждый вечер в камине.

Ваш роман из обрывков забытых стихов –

он пера не поэтов, а их подмастерьев.

Вы грустите одна среди белых цветов

в элегантном боа из фазановых перьев.

(2014)

ВЫПУСТИ ПСОВ НА ОХОТУ

Он постарел, потускнели глаза,

он сединою побит как картечью.

Выдохни всё, что хотела сказать,

но не успела за прежние встречи.

Выпусти псов на охоту, пора –

мягко пружинят осенние травы.

Пусть они гонят его во вчера:

прошлое требует скорой расправы.

В горло вцепись ему зверем,

убей!

Не убежать ему.

Слаб он.

Догонишь.

Что же ты медлишь?

Ты стала сильней!

Он ведь когда-то убил тебя, помнишь?

Он постарел, потускнели глаза,

он сединою побит как картечью.

Выдохни всё, что хотела сказать...

...что ж ты его

обнимаешь

за плечи?

(2011)

Г

ГАЛАТЕЯ

Улыбайся, моя хулиганка,

стисни зубы и улыбайся.

Это просто твоя огранка,

это скульптор зубилом бьёт –

и с души отлетает боль.

Улыбайся, моя Галатея –

знаю, страшно, но постарайся.

Это лучше, чем жить, старея,

не узнав, как сквозь рёбра жжёт

в сердце вспыхнувшая любовь.

Разом,

залпом,

глотком хорошим

ты прожитые выпей дни.

Всё, что лишнее – станет прошлым,

отразится затихший стон

новым светом в твоих глазах.

Всё, что лишнее –

ляжет пылью

под босые твои ступни.

За спиною расправив крылья,

ты взлетишь под рассветный звон

колокольчика в небесах.

Улыбайся, моя Галатея,

знаю, страшно, но ты пытайся.

Это лучше, чем жить, жалея,

не узнав, как из стонов-нот

вытекает любовь-ручей.

Улыбайся, моя хулиганка,

стисни зубы и улыбайся.

Это просто твоя огранка,

это скульптор зубилом бьёт

по застывшей душе твоей.

(2013)

ГЕРБИ,

ИЛИ ИСТОРИЯ РАССКАЗАННАЯ АВТОРУ ЮЛИЕЙ ШРАЙБЕР

Не отразилась ни в одном

российском гербе,

ни в областном, ни в городском,

речушка Герби.

Журчащим перебором струн

по серой гальке

стекает с гор она в Амгунь,

вся без утайки.

В далёком семьдесят шестом

на берегу её крутом

стояли дети босиком,

их было семеро.

Теченьем лето унесло.

Бил по щекам наотмашь зло

и целовал, скуля, в чело

их ветер с севера.

Отец их, Зайцев, был связист.

и в эти дебри

его забросило как лист

на речку Герби.

На сотни вёрст кругом тайга,

вот работёнка!

Лишь речка лижет берега

как собачонка.

Печь, деревянная изба,

в соседях – техник.

И все – сплошная голытьба,

сапог – и тех нет.

Раз в месяц с неба вертолёт,

винтом гундося,

хвостом над избами качнёт –

продукты сбросит.

И снова дни как мошкара,

за датой дата,

летят из юности утра

на свет заката.

Не отражаясь ни в одном

российском гербе

течёт по гальке день за днём

речушка Герби.

Всё изменилось вдруг. Солдат

пригнали к сроку,

и разместили Желдорбат

неподалёку.

И измеряя кривь земли

под небом мглистым,

по шпалам будущим прошли

геодезисты.

Снимал их фотоаппарат

весь путь по карте:

так семь неграмотных зайчат

остались в кадре.

На всю ораву мелких ног

аборигенов

на Герби не нашлось сапог

одновременно.

В далёком семьдесят шестом

на берегу её крутом

стояли дети босиком,

их было семеро.

Теченьем лето унесло.

Бил по щекам наотмашь зло

и целовал, скуля, в чело

их ветер с севера.

Был Зайцев, как любой мужик,

кутить умельцем

и заложить за воротник

ходил к путейцам.

А те имели скромный быт

и, не жируя,

не водку пили или спирт,

а тормозную.

Как жидкость медленно течёт

в стакан гранёный!

И в каждой капле дремлет чёрт –

большой, зелёный.

Ему всё мало – пей да пей,

в душе – истома.

Плевать, что семеро детей

отца ждут дома.

В один из жёлто-серых дней

с рассветом мокрым

отец их вышел из сеней,

гонимый чёртом.