отличить от каракулей Морли, которые он делал шариковыми ручками. Все финальные
отчеты были аккуратно напечатаны. Оригиналы уходили к адвокатам клиентов, а копии
мы складывали по датам, самые свежие - сверху. Бен настаивал на сохранении черновиков
вместе с окончательными версиями. Я помню пару случаев, когда важная информация не
попадала в окончательный отчет, и эта привычка Бена спасала агенство от позора.
Он и Морли были полными противоположностями. Бен был государственный муж и
джентльмен, высокий, элегантный и достойный. Морли был помятый и взъерошенный
мастер на все руки с избыточным весом, который руководствовался скорее инстинктом, чем знаниями. Морли полагался на мгновенные озарения, в то время как Бен методично
накапливал детали. Морли быстро делал выводы, и решения приходили к нему
интуитивно. Он не всегда мог защитить свою позицию, но в девяти случаях из десяти
оказывался прав. Бен мог прийти к тем же заключениям, но у него это была тщательно
разработанная композиция, а у Морли - быстрый набросок.
В одной из больших папок я нашла каталожные карточки, перевязанные резинкой, которая
лопнула, как только я извлекла карточки. Снова аккуратный почерк Бена Берда. Это он
научил меня искусству допроса без использования блокнота или магнитофона. Для него не
важно было, имеет ли он дело с клиентом или преступником, врагом или тайным
осведомителем. Его политикой было слушать всем своим существом, с открытым
сознанием, все суждения отложены на потом. Он впитывал тон и язык тела, доверяя своей
памяти по ходу разговора. После каждой беседы он переводил факты и впечатления в
письменную форму так быстро, насколько возможно, используя каталожные карточки, чтобы записать частички и кусочки, несмотря, насколько важными они могли показаться в
тот момент. Еще он любил перетасовывать и перемешивать самодельную колоду карт, убежденный, что даже в случайном порядке факты вдруг могут натолкнуть на новую
мысль. До этого момента я даже не сознавала, насколько хорошо усвоила урок. Я забыла о
его привычке ставить даты на карточках и решила, что будет полезно делать это
самой.Хорошо знать, в каком порядке была получена информация.
После этого небольшого отвлечения я работала быстро, перебирая бумаги, все еще
надеясь, что смогу найти подходящий финансовый документ. То что Пит мог засунуть
личные бумаги между документов агенства было сомнительно, но я не исключала такую
возможность. Папки были погнуты, бумаги помяты, последствия того, что коробка была
слишком неглубокой для содержимого. Поскольку такие коробки созданы специально, чтобы вмещать стандартные папки, я была озадачена тем, что они не влезали.
Обследовала дно пустой коробки и заметила, что оно было неровным по краям. Я
складывала много таких коробок, которые продавались плоскими, для сбора на месте. К
ним всегда прилагались сложные схемы, клапан А и клапан Б, со стрелочками туда и сюда.
Я предполагала, что это тест IQ для офисных работников, которые занимались упаковкой
документов для длительного хранения. Задача была в том, чтобы финальный клапан
подходил без зазора, а здесь этого не было. Я вытащила нож для вскрытия конвертов и
вставила в щель, используя как рычаг. Подскочила от резкого скрипа картона о картон и
извлекла самодельный прямоугольник, который был обрезан до нужного размера. Под ним
оказался проложенный почтовый пакет, адресованный отцу Ксавьеру, церковь святой
Елизаветы в Бернинг Оукс, Калифорния. Это маленький городок, двести километров к
северо-востоку от Санта Терезы. Обратный адрес был 461, Гленрок роуд, тоже в Бернинг
Оукс. Пакет был датирован 27 марта 1961 года, почти двадцать лет назад.
Я вытащила пакет и осмотрела его, спереди и сзади. Сначала подложенный конверт был
запечатан и скреплен, но кто-то уже открыл его, так что я решила, что тоже могу
заглянуть.
Внутри было несколько предметов, которые я вынимала по одному. Первыми были четки
из красных бусин, второй - маленькая Библия в красной кожаной обложке, на которой
было выбито: “Ленор Редферн, конфирмация Христу 13 апреля 1952 года”.
Это имя было еще раз написано изнутри, девчоночьим почерком. Мало зная о
католической церкви, я представляла, что девочек крестят или они проходят конфирмацию
примерно в возрасте двенадцати лет. Я не была уверена, были крещение и конфирмация
синонимами, или разными религиозными ритуалами, но предполагала, что первое
причастие имеет к этому отношение.
Я снова сунула руку в конверт и вытащила самодельную открытку из плотной красной
бумаги. Простыми буквами было написано “ С Днем матери!” В центре белой темперой
была обведена детская ладошка, с именем Эйприл, написанным под ней, явно с помощью
взрослого.
На дне пакета был незапечатанный конверт с поздравительной открыткой с детским днем
рождения. Снаружи был изображен плюшевый мишка с воздушным шариком, на котором
было написано :” Теперь мне уже 4!” Внутри было послание от руки:” Я люблю тебя всем
сердцем! Мама.”
В открытку были вложены четыре купюры по одному доллару, по одному на каждый год
жизни ребенка.