Любовь же деда-бабки к внукам такой ответственности не предусматривает. Но из этого не следует вовсе, что это более «чистая любовь». Напротив, это любовь совершенно «холостая», из которой ничего не следует, не вытекает и не рождается. Это, скорее любовь к собственной любви, своего рода «любовь штрих». Эдакий «эмоциональный онанизм», когда тешишь одни только собственные чувства. Дополнительно это подтверждается ещё и тем, что совершенно посторонние бабки умиляются даже на чужого ребёнка. Стало быть, родственные чувства тут как бы и не при чём. В общем, в конце-концов, ваш автор пришёл к выводу, что умиление — крайне дрянное, типично бабское чувство, которое полностью погружает человека в собственные переживания, делая его каким-то расслабленным, бессознательным и безвольным. Ему хочется лишь повторять и повторять опыт этого умиления, и ничего более. К чему ведёт такой опыт? Лишь к развитию эмоциональной слезливости.
Занятно, что в храмах лишь приветствуется всё, связанное с умилением. И даже почитается достоинством. Взгляните на физиономии прихожан — особенно после причастия. Сосредоточенные воины Христовы, готовые идти на крест, что ни говори… А может это всё-таки просто слезливые бабы?
Не один только, но много раз совершало человечество своё грехопадение.
Первый — при вкушении перволюдьми запретного плода. Из-за их нетерпеливого желания стать «богами» немедленно, «перескочив» длительный исторический процесс самосовершенствования, со-творчества, со-трудничания с Богом-Творцом. Психологический смысл первородного греха, его, так сказать, тяжкое наследие в нашей психике — вот в этой генетически наследуемой нетерпеливости. Грехопадение было латентной, неосознаваемой, нетерпеливой попыткой «скинуть Бога с корабля современности».
Второй раз — при распятии Сына Божьего. По меньшей мере наивно полагать, что в крестной смерти Христа повинен один только еврейский народ. В этом повинно было решительно всё человечество. Все мы несём на себе этот грех. Вы, вы. Я.
Третий, как ни парадоксально, был снова связан со вкушением. Причастие не должно было служить к пущему духовному успокоению. Оно должно было закреплять, подтверждать то, что человек взял свой крест и последовал за Христом. В причащении «просто» — вновь прослеживается то же самое нетерпеливое желание попасть сразу «в дамки», что и у первых людей, минуя утомительный путь самореализации, полный ошибок и риска (угадайте с одного раза, кто у нас более всего не любит ошибаться и рисковать). То есть мы имеем не полную схему «причастие — крест — Царствие Божие», но кастрированный её вариант: «причастие — Царствие Божие», удовлетворяющий одних только
Четвёртое грехопадение оказалось связано с восприятием Христа Его последователями. В данном случае человечество в точности повторило грех Адама — не тот, когда он послушался своей подруги и «сточил» запретный плод. Это, как мы знаем, было лишь физическим следствием греха более важного, духовного — полной зацикленности на Боге, на духовных ценностях. Полное пренебрежении тварным, «падшим» миром, выразившимся в пренебрежении Евой.
Христиане с самого начала точно также зациклились на персоне Христа и связанных с Ним благодатью и спасением. Они «подсели» на Его облике, как подсаживаются на наркотик (одновременно с этим «подсели» они и на благодати и причастии). Повторяю ещё раз: грех Адама в этом случае повторен был с максимальной точностью. Но самое интересное, что этого никто так и не заметил. Никто, изволите видеть, не восхотел взглянуть на христианство под этим углом зрения.
В некотором смысле, фигура Христа тоже была своего рода «запретным плодом», этаким «яблоком искушения» для человечества. Бог, посылая нам единородного Своего Сына, не только нас спасал, демонстрировал Свою любовь, выполнял какие-то там обеты, что-то там восстанавливал в прежнем достоинстве… Он ещё нас всех и конкретно искушал: а как воспримут Его Сына все эти маленькие человечки? Смогут ли понять правильно? Станут ли, наконец, настоящими деятелями на Его ниве?