— когда ты выходишь в соседнюю комнату, мне кажется — тебя больше нет'. Когда мы любим женщину, то нам кажется, что она всегда вместе с нами — где бы мы ни оказались. Духовно мы с ней как бы и не расставались вовсе. Кстати, именно _в__э_т_о_м_ смысле можно считать большинство мужчин существами духовными. А потому, мужчина, по сравнению с женщиной, в разлуке общем‑то не очень и скучает, и скучание это чаще всего переводит в конструктивное русло: занимается любимым делом или каким хобби…
Психика женщины (точнее, её подсознание) устроены таким образом, что она не умеет противопоставлять себя миру окружающих объектов. Проще говоря, то, к чему женщина привыкла и полюбила, она начинает считать своим. Собственно, так поступаем и мы, но если мужчина отождествляет 'свое' с добычей, которой овладел, но с которой может, в принципе, и расстаться, то женщина ощущает 'своё', как часть собственного тела. Это относится к территории, на которой она обитает, к мужчине, которого любит… Впервые я задумался об этом, наткнувшись на интересный афоризм Раневской: 'для женщины сумочка — это часть тела'. 'А почему только сумочка?' — подумалось мне тогда.
Так вот: женщина спокойна лишь тогда, когда все, кого она любит, находятся с ней рядом, здесь и сейчас. Если же объект просто исчез из глаз, то для женского подсознания он навсегда исчез, безвозвратно пропал, начисто растворился. Я знаю, вы скажете, что, мол, у взрослого человека формируется 'эмоциональная константа объекта', когда он осознаёт, что исчезнувшее с глаз долой не кануло вовсе в небытие. Это всё так для сознания, для человека с развитым сознанием, а вот для бессознательного, для души‑то? Занятно, что именно такое отношение характеризует примитивные народы, находящиеся на ранних стадиях развития. Б. А Успенский (никогда не перестану восхищаться этим автором) доказывает, что для первобытной культуры человек, отправившийся в путешествие, воспринимается, как умерший, и наоборот: смерть воспринимается как своего рода путешествие в никуда.
Однако на этом дело не заканчивается. Воспринимают разлуку как смерть также и совсем маленькие дети. Гельмут Фигдор в своей великолепной работе ('Дети разведённых родителей: между травмой и надеждой') доказывает, что маленькие дети всегда чувствуют надвигающийся развод и воспринимают его как своего рода смерть покинувшего семью родителя, а последующие его эпизодические визиты — как нечто призрачное, как возвращение с 'того света'.
Давным — давно, когда отношения с моей 'великой любовью' были накалены до предела (однако слово 'развод' ещё не произносилось вслух) я играл на полу с моим мальчишкой. Ну и поставил рядом магнитолу с музыкой, которой тогда 'болел' — 'Requiem' Моцарта. Пущай, думаю, приобщается человек к искусству. Как сейчас помню, начинался 'Introitus'. И тут ребёнок спрашивает: 'Пап, а о чём они поют?' Ну, начал я сбивчиво переводить (подзабыл Кот латынь‑то! Ишшо в рядах Советской Армии учил:): 'Et lux perpetua luceat eis' — 'и свет вечный пусть светит им'… И тут вдруг меня осенило, что Толстяк спрашивает совершенно о другом. Его интересовал вовсе не конкретный текст. 'Они поют о смерти' — ответил я. Ребёнок вновь углубился в своё строительство. Но минут через десять задал новый вопрос: 'А раз ты слушаешь музыку о смерти, то сам скоро умрёшь?' Я оцепенел, и начал соображать, что он имеет в виду (книжонок по психологии было пропахано достаточно, но поди их тут конкретно примени). Смысл вопроса удалось расшифровать только после долгих тяжких раздумий. Тут вовремя вспомнился недавно проштудированный Фигдор: 'Ты, наверное, так спросил, потому что боишься, что я навсегда куда‑то уеду?' — 'Да'. 'Не волнуйся, Толстуха. Я не брошу тебя никогда'.
В своё время, занимаясь всей этой тематикой, неожиданно обнаружилось чрезвычайно простое решение. Женщина рассматривает как часть себя в первую очередь собственных детей — тем более, что некогда и были они частью её тела. И это отношение угораздило её перенести на весь окружающий мир. На нас с вами. На вещи, которые она покупает, которые мы ей дарим и которыми она просто пользуется. На всё, что попадает в сферу её влияния. То есть женщина как бы становится 'матерью всех вещей', всего сущего. Иными словами, всё женское подсознание почти полностью исчерпывается материнством… Не говоря уже о том, что женщина зачастую считает ребёнком (и, соответственно, воспринимает как ребёнка) своего мужчину. Вы никогда не слышали фразу: 'Мужчина — это большой ребёнок'? Это отношение — одно из самых удобных и убедительных обоснований её притязаний на господство. Подлинно же замечательным является то, с какой уверенностью преподносят всё это женщины. Уверенность эта нас почти что гипнотизирует. У мужчин, обладающих самым, возможно, особенным, уникальным даром — способности сомнения в себе — ничего подобного не было и нет.