Это разделение сознательной, деятельной, волевой — и духовной сторон нашего существа — тяжкое наследие грязных Адамовых «делишек» в раю. Изначально он был целостной личностью, однако потом всё изменилось. Человеческая натура изначально имела возможность вот так «расслоиться», говоря языком современного психоанализа.
Результаты грехопадения Адама оказались куда глубже, чем думают иные, не очень дальновидные люди. Обратное восстановление человеческой натуры теперь не могло идти путём духовного усовершенствования, слёзных молитв, исполнения обрядов, да чтения всяких умных книжек. Типа сидишь себе, да молишься, а вся твоя натура, как вагончик за паровозиком, автоматически улучшается да улучшается… Так, господа только женщины могут полагать: соблюдай себе ритуалы, да всё как-то само собой и уладится. В таком случае самый смысл исполнения обрядов извращается и становится лишь ширмою для нашего себялюбия.
Задумывались ли вы, о искушённый читатель, что в этом смысле все женщины — извращенки? Для подлинного духовного роста нужно изменение всей своей жизни; нужны мощные волевые и сознательные усилия. Ибо наш дух — сам по себе, а рассудок и воля — сами по себе. И ежели двигаться по духовной стезе, то нужно постоянно приводить в соответствие одно с другим. За счёт этой «автономии» задача обратного восстановления человека в прежнем достоинстве многократно усложнялась.
Сотворивший мир и здесь подготовил нам очередную ловушку: не захотим ли мы заполучить все духовные дары христианства «влёгкую», в отрыве от жизненного подвига, то есть ничем за это не заплатив? Всегда есть соблазн выбрать из христианства одни ритуалы и по-бабски начать жить исключительно ими. И Бог как бы испытывает нас: пойдём ли мы по самому лёгкому (то есть — бабскому) пути, соблазнимся ли на этот запретный плод? Поддадимся ли соблазну профанировать самое ценное, что может у нас быть? Лёгкость получения благодати была ничем иным, как испытанием нашей духовной силы, нашего мужества. Принимая этот великий дар, человечество выбирало, кем оно будет: твёрдым, сознательным, волевым, деятельным мужем, или бабой — мелочной, слабой, лукавой и поверхностной. И угадайте с трёх раз…
Вплотную занимаясь этой темой, нетрудно заметить отсутствие какого-то очень важного, существенного звена, соединяющего нашу волю, наше стремление взять настоящий крест, — и благодать. В Евангелии указаний на это звено нет; отсутствует оно и в учении святых Отцов Церкви. Тем не менее, способ объединить духовную и волевую, деятельную составляющую христианства существует.
Обратим внимание на содержание самой последней молитвы Иисуса Христа, только что завершившего Тайную Вечерю и с минуты на минуту должного быть «повязанным» римскими «мусорами». Молитва была длинная — целая евангельская глава. И заканчивается она следующими словами: «Не о них же (Его учениках — К.Б.) только молю, но и о верующих в Меня по слову их, да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино, — да уверует мир, что Ты послал Меня. И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едины, как Мы едино. Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино, и да познает мир, что Ты послал Меня…» (Ин., 17, 20 — 24). Обратите внимание: каждым предложением Иисус повторяет одно и то же прошение. Нельзя, чтобы случайно! Кстати, в греческом оригинале вместо «славы» идёт «догзан», что означает не только «славу», но ещё и «мнение, представление».
Собственно, текст этой молитвы не фигурирует в других Евангелиях, но это нормально, так как Иисус «взял с Собою Петра, Иакова и Иоанна» (Мк., 14, 33). Из всех евангелистов лишь Иоанн был с Христом на Елеонской горе, и натурально, только он доносит до нас полный текст молитвы. А Марк, приводя эти имена, наверняка завидует, что его не взяли. Как пить дать. В данном случае точность является не «вежливостью королей», но свидетельством, скорее даже намёком на подспудное отношение самого Марка к событию. Как видим, уже среди учеников Христа появляются зависть и разделение.
Иисус молился о том, чтобы первые христиане составляли единое социальное целое. Тем недостающим звеном, которое должно было соединить нашу волю и духовность — было наше сознание и связанный с ним механизм социального наследования. Грубо говоря, в целом обществе изначально должна была воссоздаться такая атмосфера, которая бы ориентировала человека на духовный подвиг, на некую совместную деятельность с другими христианами и со Христом, а не на пошлое потребление. Люди должны были с молоком матери впитать идею, что они составляют между собою одно неразделимое целое; она должна была стать их базовым инстинктом, «пятым элементом» человеческого бытия: «… дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге. Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены. И вы — тело Христово, а порознь — члены» — пишет апостол Павел (1 Кор., 12, 24 — 27).