99 признаков женщин, с которыми знакомиться не следует

Кроме того, нужно вспомнить, сколь амбициозны (и — в этом смысле — даже мелки) оказались ученики Иисуса. В этих условиях о воспроизведении изначальной модели христианства даже речи не шло. Собственно, все эти добрые люди, полностью, до фанатизма увлечённые как новым учением, так и противостоянием не менее фанатичным иудеям с их властолюбивыми первосвященниками (интересно: были ли и эти последние тоже «голубыми»?) — все эти добрые люди ни о каких конструктивных моделях общемирового развития и не помышляли. Не делают этого и сейчас.

Итак, уже в первом столетии преемники апостола Петра благополучно вогнездились в Риме, создав институт «папства». Постепенно папы — решительно непонятно, каким макаром — отождествили Христову идею органического единства христиан с чисто языческой, римской идеей персонального владычества. Идеи, казалось бы, ничем друг с другом не связанные и взаимоисключающие. И потому одна из них, более очевидная, более жизнеспособная и более простая — должна была подчинить себе другую, совсем уж духовную и широким массам непонятную. Типа, если уж единство — так под чьим-нибудь господством. Нет, недалеко ушли мы от животного мира.

Между тем Иисус прекрасно знал, что этим кончится. Властная, государственная составляющая жизни общества должна быть дистанцирована от духовной. Христос недвусмысленно провозглашал принцип разделения Божьего и кесарева. В Евангелии даже особый эпизод на сей счёт имеется, когда Его спросили: «Позволительно ли нам давать подать кесарю, или нет?. Он сказал им: отдавайте кесарево кесарю, а Божие — Богу» (Лк., 20, 25). Римский Папа не должен был иметь какую-либо — хоть духовную, хоть государственную — власть. Он должен был быть фигурой, скорее, символической.

Итак, в самом конце процесса своего вырождения, Папа, наш носитель важнейшей, принципиальнейшей идеи духовного единства христианского мира (так как никакое единство невозможно без некоторого центра), а вместе с ним — и весь католический мир, полностью зациклился на внешней, формальной составляющей этого единства — то есть идее централизации. Самой же главной, чуть не единственной своей задачей святой престол стал видеть политические интриги, направленные на объединении всех христиан — под собственной властью, разумеется. Как видим, и здесь изначальные, стратегические задачи человечества были вконец похерены, и полностью замещены на достижение тактических их предпосылок. Кстати, вполне возможно, что Православие своею «схизмой» и выразило этакий бессознательный протест против этой «осёдлости» папы, и типично имперских его амбиций… Восточное христианство, оно ведь у нас как женщина — всё чувствует, а выразить толком не умеет… Чуть что — истерика. Недовольна — сразу развод…

Человечество вновь наступило на те же грабли бабского стремления к спокойствию, сытости, осёдлости, удобства и уверенности в завтрашнем дне. Довольно быстро наследник апостола Петра превратился в своего рода «псевдо-императора» и начал качать права, понемногу прибирать к рукам церковное «бабло», и, самое главное, лезть в амбиции, что, как известно, является лучшим доказательством утраты первоначальной харизмы. Восточная Церковь, эта «баба внутри бабы», начала завидовать, что «центр христианства» достался не ей, обозлилась из-за собственной «вторичности», и в конце-концов подала на развод… О том, что этот «центр» и не должен был быть территориально дислоцированным, не пришло в голову тогда никому. Кстати: не приходит и теперь. И православные, и католики воспринимают это как данность. Первые — как враждебную, вторые — как необходимую. Да когда же все они думать-то начнут, чёрт возьми?!

Почему-то Христос не посчитал возможным обосноваться в тогдашней столице Израиля со всеми вытекающими отсюда возможностями: создание постоянной группы единомышленников, церкви, школы, и так далее. Он — если можно так выразиться — «умышленно» был бродягой, не привязанным к одному конкретному месту. Ибо такое «привязывание», возвышение одной церкви (или кафедры) над остальными сразу же создаёт земную, падшую иерархию, то есть погружает Христову Церковь в пучину того самого мирового детерминизма, который был в животном мире до Адамова грехопадения, а после — перешёл и на род людской. Единство иное, духовное, когда сорганизуют свой внутренний мир, свою систему ценностей, свою мораль, свои поступки, своё «я» со странствующим где-то учителем — наверное отличается от приходской системы устройства, когда в храм приходят как в лавку, и с гордым видом принимают причастие. И топают, самодовольные, домой. Да ещё жалеют всех встречных, несчастных: они-то не причащались. Взгляните-ка на нынешнюю иерархическую церковь и признайтесь: вас туда очень тянет?