9 тайных посланий от монаха, который продал свой «феррари»

Но какова ирония! Задумывались ли они, живя в стесненных условиях, окруженные останками умерших, но верные своим принципам, глядя на кости, о том, что в любом случае все, кого они пытаются спасти, так или иначе окажутся здесь же? Пусть даже им удастся сократить страдания и смерти, будет ли в этом какой-то смысл? Вселяло ли это в них сомнения? Кости в тоннелях принадлежали людям, они прожили свою жизнь и умерли – кто-то со смыслом и значением, кто-то нет. Важно ли это, по большому счету, как они жили?

Мой проводник продолжал петлять по коридорам. Я ускорил шаг, как раз когда мы повернули за угол и наткнулись на кучу костей.

Я остановился. Моя паника прошла. Длинные скошенные стены были облеплены костями – аккуратно уложенные бедренные кости, кости голени. Сложные витиеватые узоры сложены из ключиц и ребер. Прямо передо мной была колонна из оскалившихся черепов. Я подумал о тех, кто прятался в катакомбах. Конечно, важно, как мы проживаем свою жизнь. Партизаны понимали это. Должно быть, они смотрели на эти кости и думали, что ужас этих тоннелей – ничто в сравнении с тем, что совершается над ними, на улицах оккупированных Парижа, Лодзи, Берлина, Амстердама. Все партизаны, где бы они ни жили, должно быть, понимали, что лучше встретиться со страхом лицом к лицу, чем игнорировать его.

Внезапно мой проводник остановился на входе в следующий тоннель, отгороженный от того, по которому мы только что шли, ржавой железной решеткой. Впереди ничего не было видно. Он отодвинул решетку и пошел дальше. Он обернулся, чтобы убедиться, что я не отстаю. Неуверенным шагом я двинулся за ним, от тусклого света во тьму, в которой только что скрылась его спина. Сделав несколько шагов, я вдруг споткнулся. Послышался глухой стук, и я замер как вкопанный. Неожиданно все озарилось ярким светом. Это мой проводник включил фонарик. Лучше бы он этого не делал! Ужасный порядок был нарушен. Кости были повсюду – разбросанные по земле у наших ног, свисающие со стен. Луч фонаря осветил залежи пыли и рваную паутину.

– Ca c’est pour vous, – сказал юноша, сунул мне в руки фонарь и побежал прочь.

– Что?! – попытался выкрикнуть я в ответ.

Но не успел я закончить своего вопроса, как мой проводник огрызнулся:

– Il vous rencontrer ici.

И вот он уже исчез, оставив меня одного, в полусотне футов под землей, единственное живое существо в океане смерти.

Теперь уже ничто не могло меня отвлечь. Все вокруг замерло, но стены тоннеля словно давили на меня со всех сторон. Казалось, потолок начал дрожать, и мне почудилось что он вот-вот рухнет. «Это нереально, – пытался внушить себе я. – Это приступ страха». Но волны паники накатывали на меня, грозя разорвать части. Я хотел опереться на что-нибудь, чтобы собраться с силами, но боялся даже пошевелиться, окруженный всеми этими костями.

Мне показалось, что прошла целая вечность, хотя на самом деле прошло всего несколько секунд, и я услышал шаги.

Из тени вышел невысокий мужчина.

– Это я, Антуан, – сказал он по-французски. И тут я пошатнулся.

– О, боже! – воскликнул Антуан. Он подхватил меня под руку и помог удержаться на ногах. Затем он прошел вперед, мимо груд костей, сваленных у стены, принес два маленьких складных стула и поставил их посреди тоннеля. – Садитесь, пожалуйста.

Ему, похоже, было за пятьдесят. Седые вьющиеся волосы обрамляли бледное морщинистое лицо. Он был в круглых очках и в чем-то, похожем на темный лабораторный халат. Как и у Ахмеда, у него было очень доброе лицо, но в то же время в его поведении было что-то напускное.

– Простите, что вам пришлось дожидаться меня здесь, – извинился Антуан, – у меня работа сегодня вечером – я реставратор. Кости ведь постепенно оседают или просто падают. А иногда их крушат вандалы. Приходится постоянно что-то поправлять.

Мое дыхание постепенно приходило в норму. Хорошо, что мои панические атаки обычно не затягиваются. Словно мое тело не может подпитывать их необходимым количеством энергии. Я вытер лоб и промямлил:

– Ничего страшного.

Антуан кивнул и мягко улыбнулся:

– Я не удивлен, что вам тут не по себе. Большинство людей чувствуют себя нормально, пока кто-то рядом. Но вот оставаться тут один на один со своими мыслями, как это делаю я каждый день, вряд ли кто-то согласится. Но, знаете, делая то, чего мы боимся, мы становимся бесстрашными.

Он пошарил в карманах и вытащил небольшую баночку. Сняв крышку, он предложил мне леденец. Я покачал головой, а он взял один себе.

– Когда я был еще очень молод, я потерял отца, – сказал он. – Все, что я знал о нем, оставалось в прошлом, возможно, поэтому я так заинтересовался историей, архивами. Но воспоминание о нем, лежащем в гробу, преследовало меня годами. Не давало мне покоя. Когда открылась эта вакансия, я подумал: «Ну уж нет, работать с костями, со смертью – это то, чем я меньше всего хотел бы заниматься». Но потом я понял, что именно потому, что я так боюсь смерти, мне стоит согласиться на эту работу. Это освободило меня. – Он обвел руками вокруг и засмеялся. Затем подался вперед и внимательно посмотрел на меня: – Вам лучше?

Я кивнул.