9 подвигов Сена Аесли

– А про кого? Все знают, что Канарейка – это я!

– Какая же вы канарейка? Вы больше похожи на воробушка.

Преподаватели были людьми опытными, поэтому они ни с какого смеху никуда не покатились, а сразу бросились врассыпную. МакКанарейкл – взъерошенная, с испарившейся от злости косметикой – действительно напоминала воробья.

И тут мисс Сьюзан все поняла! Она поняла, что Уинстон тайно в нее влюблен.

Деканша моментально простила Горгону, грубых детей, нечутких преподавателей, весь мир и стала ждать, когда Мордевольт решится на следующий шаг. «Какой он робкий!» – улыбалась мисс Сью, когда ее поклонник сутками пропадал в лаборатории. «Сейчас признается!» – думала она, когда Мордевольт воодушевленно носился по коридорам школы с чертежами будущей Трубы. «Его сердце разбито!» – ужасалась МакКанарейкл, когда опальный В.В. прятался от арнольдов, разыскивавших его по всей стране.

Она даже вступила в ряды борцов с Мордевольтом – и частенько отправлялась на поиски в одиночку…

А сколько было радости, когда Уинстона реабилитировали и вернули в школу! «Он столько пережил! – восхищалась мисс Сьюзан. – И все ради меня!»

И тут случилась осечка. Видимо, профессор пережил слишком много, потому что держался с очаровательной коллегой официально и обращался только по служебным вопросам. А когда Мордевольт легкомысленно позволил себя похитить, МакКанарейкл все поняла.

– Он не любит меня! – рыдала она в подушку. – Ты понимаешь?

– По… бульк… нима… бульк…. ю, – отвечала подушка, – наволочку… бульк… замени… [256]

– Довольно! – сказала мисс Сьюзан, утопив в слезах годовой запас подушек. – Этому надо положить конец! Или начало! Ну хоть что-нибудь нужно положить!

Смутно представляя, что собирается делать, мисс Сью ринулась в кабинет ректора.

– Югорус! – закричала она. – Это невозможно! Вы, Югорус… Харл, вы?

За столом ректора восседал Харлей.

– Заменяю, – пояснил он, – а что делать? Вы были так встревожены, что мы не хотели вас тревожить. Дело в том…

Психоаналитик запнулся. Он не был уверен, что МакКанарейкл знает об освобождении профессора Мордевольта. Он подозревал, что между Сьюзан и Уинстоном существуют какие-то отношения. Он сомневался, что МакКанарейкл спокойно отнесется к известию о том, что освобожденный Мордевольт не счел нужным показаться ей на глаза.

«А вдруг это усугубит депрессию? – с тревогой подумал профессор. – Или, того хуже, усилит защитную агрессию?»

Словом, Харлей представлял собой клубок из неуверенности, подозрений, сомнений и тревоги – готовый клиент для психоаналитика [257] .

– Вы чем-то обеспокоены? – попытался он встать на накатанную дорожку терапевтического сеанса. – Вы хотите поговорить…

– Об Уинстоне, разумеется! Я все поняла, и теперь ему не поздоровится! Он не похищен!

– Э-э-э… В общем, да, сейчас он действительно не… но перед этим он был…

– И не был никогда! У него есть другая!

– Другая? – профессор поерзал на стуле. – Насколько мне известно, у него и первой-то нет…

– У него есть я! То есть была. То есть могла бы быть, если бы он не стал ломать комедию с похищением!

– Но… мисс Сьюзан… Мордевольта действительно похитили…

– Не смейте его выгораживать! Вы все заодно.

– Честное слово! Клянусь свидетельством об окончании преподавательских курсов: террористы действительно выкрали Уинстона, но теперь…

– Не нужно клятв! Просто скажите – это правда?

– Правда, – ответил сбитый с толку Харлей. – Однако…

– Все остальное неважно! Значит, он ждет меня! Я иду, милый! И горе тому, кто захочет помешать моей нежности!

Харлей нежности решил не мешать, адекватно оценив мегатонны женского горя, накопившиеся в недрах мисс Сью и сейчас приведенные в боевое состояние.

Представьте себе могущественную ведьму в боевой раскраске, размахивающую смертоносными заклятиями, полыхающую молниями, громыхающую громами и готовую на все. Представили? Так вот, эта ведьма бросилась бы наутек, едва завидев мисс Сью.

5. Поворотный момент истории

Ректор Школы волшебства Югорус Лужж очень устал к вечеру. Нет! Югорус не просто очень устал, а был измотан и выжат как лимон. Или губка. Или любой другой предмет, который можно измотать и выжать. А все потому, что целый день пытался не колдовать. Время от времени волшебник, забывшись, создавал какую-нибудь безделушку, получал нагоняй от Мордевольта, тут же ее испуганно уничтожал и получал второй нагоняй. Уинстон так и не приступил к активным действиям по переделке Трубы, Сен куда-то запропастился, и Лужж был даже рад, что такой неудачный день наконец завершился.

Старательно удерживая себя от ворожбы, ректор Первертса вышел на веранду. Кроваво-красное солнце сидело на дубе со сломанной верхушкой. Шевелящиеся над горизонтом багровые закатные тучи походили на клубы пыли, поднятые наступающим войском. Казалось, вот-вот из пыли вылетит кавалерия и, искря саблями, понесется на приступ одинокой дачи.

Югорус почувствовал тревогу.

«Ну какая кавалерия, – упрекнул он себя, – в наше цивилизованное время? И даже если кавалерия – а ментодеры на что?» [258]