Читаем 9 дней полностью

— Я не стану ничего объяснять. — Гаривас закурил. — Хочешь — поверь, хочешь — забудь. — Он положил перед Артемьевым журнальную страницу. — И это тоже почитай.

Артемьев пробежал глазами страницу. На висках у него выступили крупные бисеринки пота.

— Да, ты умница и все просчитал правильно, — сказал Гаривас, стряхнув пепел. — Действительно, будет обвал котировок. Но эти шахеры-махеры приведут тебя к гибели. К физической, не к фигуральной. Мне незачем тебя мистифицировать. Перед тобой развилка, бифуркация. Решай сам, по какой из дорог пойти. — Гаривас подался вперед и посмотрел Артемьеву в глаза. — Не для протокола, а для души твоей мои слова, Шарапов. Тобой подотрут жопу и отнимут компанию. Ты сдохнешь в колонии от туберкулеза. Беги, мудак, пока не поздно, и не путайся у Сережи под ногами.

* * *

— Теперь про меня, — сказал Гена.

— Что п-п-про тебя?

— Как это «что»? На фотографии Панченко пьет коньяк не со мной, а с Гольдбергом. Стало быть, в апреле девяносто восьмого он собирался издавать Гольдберга, а не меня.

— Про тебя ничего не знаю, Г-г-ген, — с сожалением сказал Лобода. — Вова ничего н-н-не рассказывал. — Он пожал плечами. — Я д-д-думал, что ты и без Вовы б-б-был знаменитый.

— А он исправлял только наши судьбы? — спросил Худой.

— Ты что, Вову н-н-не знал? — Лобода светло улыбнулся. — Ну, к-к-конечно, не только ваши. Он порезвился — мама моя д-д-дорогая. В-в-вот, например. — Лобода показал на плакат над притолокой. — Восемнадцать з-з-звонков из разных автоматов — от П-п-парк-Роу до Сорок второй.

— А куда он звонил? — глупо спросил Никон.

— Да к-к-куда он только ни звонил… — Лобода махнул рукой. — И к-к-копам, и в газеты…

Все посмотрели на плакат. Восходящее солнце золотило узорную верхушку Chrysler Building, высвечивало параллелепипед здания ООН и полыхало в сплошном голубоватом стекле башен WTC. В правом нижнем углу постера была надпись:

Wellcome to New York City. 2003. $ 2.50.

— Ладно, это д-д-долго объяснять, — сказал Лобода, — вы ж диалектику учили не п-п-по Гегелю. У вас д-д-другая новейшая история.

— Что за работу выполнял для Вовки компьютерный художник? — спросил Бравик. — Соловьев вчера сказал нам, что Вовка привлекал специалиста, который в совершенстве владеет программами редактирования джипеговских файлов и видеофайлов. Что это могла быть за работа?

— Д-д-да это для Витьки. — Лобода встал, подошел к столу, выдвинул ящик и достал оттуда плакатик. — Вот она, эта работа.

Он показал друзьям лист формата А3. Это был монтаж, фотографии маленьких детей в окружении Бемби, Микки-Мауса, кота Гарфилда, Тома и Джерри — они обнимали малышей за плечи, сидели у их ног и корчили рожи.

— Ольга устраивает Витьку в школу на П-п-плющихе. Директриса п-п-попросила оформить стенд для подготовишек.

— Знаете… — Худой взъерошил волосы. — Знаете, очень хочется выпить.

— Не мешало бы. — Никон посмотрел на Гену. — Тут есть что-нибудь?

Гена открыл тумбу стола, нагнулся, посмотрел и достал бутылку «Buchanan’s». Там едва плескалось на донышке.

— Негусто, — прогудел Никон.

— Почему Вова мешал спиртное с транквилизаторами? — спросил Бравик. — Ольга говорила, что он много пил.

— Да ни хрена он не п-п-пил, я тебя умоляю… Он последний г-г-год к спиртному почти не прикасался. Ему и без к-к-кирла хватало впечатлений. П-п-просто Вове легче было совершать уходы, если он выпивал глоток крепкого и принимал таблетку седуксена. Так сказать, т-т-техническое подспорье.

— Слушайте, пошли в «Париж», — решительно сказал Худой. — Надо выпить, ей-богу.

— Успеете, — сказал Бравик, посмотрел Лободе в глаза и спросил: — Как он подправил биографию папы?

— Вова очень уважал Израиль Борисыча, — сказал Лобода. — Г-г-говорил, что он ничуть не хуже Вернера фон Б-б-брауна.

* * *

В кабинете с волнообразными портьерами и алебастровым бюстом сидели за длинным столом главный инженер Кац и Головко, начальник производства. Напротив, закинув ногу на ногу, непринужденно сидел на венском стуле брюнет в шевиотовом костюме, обкомовский инструктор из отдела промышленности. Он приехал час назад, без телефонного звонка. Мужик оказался свойский, но и не «тыкал», как иные в обкоме.

— Вы свои кадры лучше меня знаете, — сказал брюнет, — но он перспективный инженер, это факт.

— Молод больно, — с сомнением сказал Кац. — Участок-то узловой. На данный момент — наиглавнейший.

— И хорошо, что молод. Молодым везде у нас дорога. Вуз закончил с отличием, последние два курса был секретарем комитета комсомола, шесть рацпредложений за последний год. Справится, товарищи.

— Что ж, парень он надежный, — задумчиво сказал Головко. — Трудяга, люблю таких… Он в аспирантуру хочет, послал заявление в ЦАГИ.

— Вытянет участок — будет ему и аспирантура, верно? — рассудительно сказал брюнет. — Так сказать, воздастся по делам. Елиневич поддержит, я уверен.

— Что ж, я — за. — Кац вынул из кармана галифе кисет и стал набивать трубку. — Сейчас придет, я ему так и скажу: или, Изя, грудь в крестах, или голова в кустах.

Перейти на страницу:

Похожие книги