80 сигарет

Потом он вновь напрягся всем телом; перестал дышать; ему показалось, что и сердце его остановилось. Только в этот раз девушка не стала сбавлять обороты. Напротив, она задвигала головой интенсивней, помогая себе руками. Токарь взял ее за подбородок и легонько попробовал отстранить голову в сторону, но Нина продолжала делать минет.

– Я… сейчас… кончу.

Сперма ударила в ее рот. У Токаря было ощущение, что Нина сейчас захлебнется, настолько мощным, казалось, было его извержение. Нина глотала, всасывая головку, словно трубочку для коктейлей. Она приняла все, до последней капли, и только после этого выпустила обмякший член из своего рта.

Токарь завалился на диван. Он глубоко дышал; руки и ноги его подрагивали. Он думал, что лучше, чем было прошлой ночью, уже быть не могло. Но оказалось, что он ошибался: наслаждение, испытанное им только что, превосходило все прошлые оргазмы в его жизни, даже если их помножить.

Вставая на ноги, Нина поморщилась от боли в ягодицах. Вытащила сигарету, взяла с печки коробок спичек и закурила.

Токарь открыл сонные глаза.

– Бегом иди отмывать свой рот, – голос его звучал утробно. – Я сказал бегом!

– Мне не хочется никуда идти.

– Прошу тебя, не сейчас. Только не сейчас. Оставь свои закидоны и исчезни с моих глаз. Иди отмойся. Иначе я убью тебя, – умоляюще говорил он, и было видно, что это не шутка.

– А разве вода поможет мне отмыться?

– Вали! – заорал Токарь не своим голосом. – Пожалуйста. Я убью тебя, сука!

Послышалось испуганное завывание Марины из соседней комнаты.

Впервые за все время с их встречи Нина действительно испугалась по-настоящему. Она побледнела и медленно, стараясь не делать резких движений, словно перед ней лежала готовая к броску кобра, попятилась к выходу.

– Токарь, послушай. Успокойся, слышишь. Я пошла умываться, а ты постарайся взять себя в руки.

Она нащупала дверную ручку и вышла спиной из комнаты.

Все это время Токарь сжимал пистолет, судорожно целясь Нине между глаз.

Когда девушка вышла, он вскочил с дивана, схватил ящик с яблоками и зашвырнул его в стену. Марина, перепуганная грохотом и криками, зарыдала в голос.

– Завали пасть!

Плач стал тише.

Из кухни доносился звук падающей воды из рукомойника в жестяную раковину.

Токарь стоял посреди комнаты, и спелые, зеленого цвета, кисловатые на вкус яблоки сорта Гренни Смит, упакованные каждое в отдельную белую сеточку, валялись вокруг него на полу.

* * *

Задумались ли вы, что такое настоящее унижение?

Когда пьяная компания сопляков шлепнула по заду вашу подружку и вы это молча проглотили, ухватившись за спасительное: «Не связывайся с ними, дорогой, будь умнее, пойдем»? Когда в коем-то веке решили поужинать в дорогом ресторане, но метрдотель вас не пустил, сославшись на отсутствие свободных мест, а на самом деле причина была – и вы это прекрасно поняли по его взгляду – в том, что ваш дешевый костюм не соответствовал уровню заведения?

Если вы думаете, что это оно и есть, то спешу вас разуверить.

Чистое, абсолютное унижение, способное разрушить вас как личность, уничтожить, свести с ума – это… радость; благоговейный трепет перед человеком, вызванный лишь тем, что человек этот относится к вам, как к равному, не видит в вас раба. И вот тогда вы ловите себя на мысли, что восхищаетесь им. Стараетесь всячески угодить, лишь бы не расстроить его. Потому что боитесь испортить ваши равные отношения. Боитесь злоупотребить его толерантностью. Вы искренне проникаетесь к нему теплом лишь за то одно, что он не чморит вас; тянетесь к нему, и нет вам дела до того, что он натворил в прошлом, почему оказался в этом месте. А если такой человек сможет зайти еще дальше, перешагнет через закон, рискуя собственным статусом, выкажет вам максимальное доверие, скажем, стрельнет у вас украдкой сигарету – о! тогда он превратится в ваших глазах в полубога. Вы возведете его в ранг святых. Ему больше не нужно будет просить вас о мелких поручениях, вы сами рады служить ему: покупать дорогие сигареты и угощать его; прятать у себя его мобильник, рискуя собственной шкурой; с огромной радостью ставить перед ним мешок с вашей передачкой еще до того, как залезли туда рукой, чтобы он сам мог спокойно и ничем не рискуя угоститься чем пожелает.

Собака, приносящая кость и виляющая хвостом. Чернокожий, целующий руки плантатору, не использующему кнут. Еврей Шиндлера.

С того дня, как вы угодливо стали угощать сигаретами – добросовестно соблюдая правила конспирации – того, кто готов взять их из ваших рук, вы опустились на самую глубину унижения. Так что забудьте и постарайтесь больше не думать о ваших мещанских комплексах.

А что же они, эти люди, с большими любящими сердцами?

Сейчас мне грустно и стыдно вспоминать один случай, произошедший в то короткое время, когда я еще был здесь человеком. Поэтому я и не упомянул о нем раньше.

Меня отправляют по этапу на продление меры пресечения. Бюрократическая формальность, высасывающая из вас все жизненные силы.