Однако центростремительные тенденции в силу мощных многовековых исторических связей "не умерли" до конца, и даже до настоящего времени отмечается тяга центростремительных "консервативных" подсистем к Москве: это Приднестровье, Абхазия, Южная Осетия, Белоруссия.
Почему вообще этот процесс удалось запустить в 1985-91 гг.? Да потому, что еще раньше (1953-85 гг.) скрытым врагам удалось занять ключевые позиции в информационно-управляющем центре, изменить распорядительные функции в свою пользу, занять страховую сферу, перекрыть сложившиеся каналы информации и снабжения материальными ресурсами, изменить механизм управления, проконтролировать, чтобы не появилось параллельного патриотического центра, и к тому же создать свои параллельные центры.
Особую роль сыграло при развале СССР наличие внешнего фактора, что тоже имело глубоко системный характер. Встроенность одной системы в другую (иногда можно указать и во множественном числе, но мы здесь будем разбирать один к одному, имея в виду Запад — СССР) имеет как бы несколько полутонов от самых видимых до столь невидимых, о которых не догадываются даже сами авторы глубокого проникновения. Не догадываются потому, что они не входили в их изначальный замысел (не крайней мере, не до такой степени), и лишь по истечении какого-то периода времени, после реализации планов, эти эффекты могут быть отслежены ими как самоорганизующиеся явления. Такими явлениями на отрезке 1985-91 гг. в рамках официальных встреч М. С. Горбачева с западными лидерами были его тайные контакты:
Последние, правда, не собирались отказываться от своих прежних военно-политических доктрин, и изменения во взаимоотношениях были унизительно односторонними. Так, например, в одночасье произошло смягчение режима допуска к советской секретной информации под тем предлогом, что "на Западе это все открыто!", и никто не торопился это проверять. Другим показательным примером является атака на литературном, культурном, туристическом (для единиц), телевизионном (для всех) фронтах — в этом ряду разрешение "самиздата", телемосты с В. В. Познером.
Наконец, на сцене незаметно появляются лица, которые прямо работают на США (т. н. "агенты влияния"). При этом в Штатах всячески боролись с проявлениями внешнего влияния, особенно с "левой заразой" [5.07. С.316]. Постепенно "агенты влияния" занимают практически все информационное пространство, в самых необходимых ключевых точках у них есть даже дублеры.
Весьма показательно и то, что время от времени ими зондируется общественное мнение на предмет выявления реакции населения на нарастание тревожных тенденций, и если таковая может выйти из-под контроля, проводятся акции успокоительных заверений о правильности выбранного курса. К числу подобных приемов зондирования можно отнести периодические выступления по телевидению о предстоящей катастрофе (например, выступление Председателя КГБ СССР генерала армии В. А. Крючкова в декабре 1990 г. или обращение "Слово к народу" группы деятелей культуры). В ответ — равнодушие наиболее активной части населения, смирившегося с захватом и думающего лишь о том, как оказаться "встроенными" в ту же заграницу. Сюда же можно отнести появление враждебной символики: сионистской, фашистской, американской. Вместо массовых протестов и возмущений — непростительная толерантность.
Интеграция чуждого влияния прошла через закрытые подсистемы, оторванные от основной, материнской системы и так же внутренне глубоко ей чуждые: через партноменклатуру (руководящую элиту, принимающую своекорыстные решения); руководящие круги КГБ СССР; еврейскую диаспору (поддерживающую предпочтительность связей с Израилем); страны Прибалтики (подсистему западной цивилизации под советской юрисдикцией), советских теневиков (легализовавшихся в кооператоров), национальные интеллигенции.
Все эти подсистемы явились катализаторами процессов, они вовлекли в свою орбиту через посредство журналистов наиболее активную часть населения.
Специалисты-системщики сообщают об объектах, "… способных осуществлять координацию различных действий, происходящих в системе.