Сын перебежчика А. Шевченко — Геннадий — в своем интервью указывает: "В КГБ подозревали, что утечка секретной информации может идти от трех высокопоставленных советских дипломатов, работавших в то время в США, в том числе и моего отца. Однако Громыко сразу же сказал, когда к нему обратились за разъяснениями: "Шевченко — вне всяких подозрений". Громыко пробил у Брежнева специальную должность для отца — замминистра иностранных дел по разоружению. У А. Громыко были прекрасные отношения с Ю. В. Андроповым, сына которого он принял на работу в МИД и "не мешал" весьма скорому получению им ранга посла. Это позволило Громыко усидеть на своем месте, несмотря на "неблагодарность" своего выдвиженца Шевченко. (…) Отец окончил институт с "красным" дипломом, потом аспирантуру и защитил диссертацию… Первому шагу в его карьере способствовала его дружба с сыном Громыко, Анатолием, в студенческие годы, что помогло моему отцу познакомиться с Андреем Андреевичем" [6.14. С.5–6].
Точно так же он противодействовал и раскрытию американского шпиона "Трианона", некоего Огородника, работавшего 2-м секретарем Управления Планирования внешнеполитических мероприятий МИД СССР. А. А. Громыко в ЦК КПСС называли масоном [10. С.320]. В итоге "в результате интриг удалось привлечь на сторону Горбачева Громыко" [8. С.6].
Приходится как возможный учитывать и мощный внешний фактор в принятии решения о М. Горбачеве. Тогда тем более вполне возможно, что решить это можно было через министра иностранных дел — члена Политбюро ЦК КПСС. Из свидетельства В. Исраэляна [27. С.5] нам
Сам М. С. Горбачев реально знал о возможности активного влияния извне на достижение высокого поста тем или иным человеком. Он уже сделал кое-какие выводы из того, что именно с помощью западных радиоголосов был дискредитирован его единственный конкурент Г. В. Романов, но это еще отнюдь не значило, что западное руководство сделало ставку на него и ему требовалось самому заявить о своем согласии на особые отношения с ними.
И это было сделано во время известной поездки в Лондон в декабре 1984 г. Тогда-то, как утверждает единственный свидетель встречи М. С. Горбачева и М. Тэтчер, А. Н. Яковлев, и было заявлено о готовности на погромные действия по отношению к своей стране: "Переговоры продолжали носить зондажный характер до тех пор, пока на одном из заседаний в узком составе (я присутствовал на нем) Михаил Сергеевич не вытащил на стол карту Генштаба со всеми грифами секретности, свидетельствовавшими, что карта подлинная. На ней были изображены направления ракетных ударов по Великобритании, показано, откуда могут быть эти удары и все остальное.
Тэтчер смотрела то на карту, то на Горбачева. По-моему, она не могла понять, разыгрывают ее или говорят всерьез. Пауза явно затягивалась.
Премьерша рассматривала английские города, к которым подошли стрелы, но пока еще не ракеты. Затянувшуюся паузу прервал Горбачев:
— Госпожа премьер-министр, со всем этим надо кончать, и как можно скорее.
— Да, — ответила несколько растерянная Тэтчер" [6.15. С.236].
Можно утверждать, что М. С. Горбачев своего добился: в Лондоне его утвердили раньше, чем в Москве.
В подтверждение того, что на Западе заранее знали о готовящемся приходе к власти М. С. Горбачева, может служить и тот факт, что "первая биография Горбачева "вышла в свет" в Нью-Йорке в день его избрания генеральным секретарем ЦК" [58. С.509]. Да, на всех членов Политбюро велись досье, но одно дело — сырые документы, а другое — подготовленная к изданию книга. США торопились с созданием имиджа для друга Gorby и не хотели терять ни минуты. К тому же в глазах Запада он практически сразу стал "лучшим другом": "Как по мановению волшебной палочки, против него прекратились выступления антисоветских организаций, особенно Лиги защиты евреев" [18. С.218].
Сегодня можно уже совершенно уверенно утверждать, что А. А. Громыко совершил акт национального предательства, ибо он знал о выраженном, пусть и в не совсем явной форме, желании Запада. Исходя из многочисленных прямых и косвенных фактов, становится понятным, что к Г. Романову А. Громыко идти не мог, а вот М. С. Горбачев и А. Н. Яковлев навязать ему свою волю могли.