8. Орел стрелка Шарпа / 9. Золото стрелка Шарпа (сборник)

Он перевел взгляд на вольтижеров, попытался найти среди них офицера и вдруг вспомнил, что всего-навсего двадцать минут назад ему казалось, будто вся планета вымерла и остался только он со своей ротой. А сейчас его обступили французы, их десять против одного, и эти ублюдки все напирают, наглеют, видя, как британская рота приближается к подножию холма, а рядом в камень бьет пуля и рикошетом попадает в левое предплечье – точно бульдог вонзает зубы в руку.

Вскидывая винтовку, Шарп понял, что рана нешуточная. Он едва удержал «бейкер», но все-таки нажал на спуск и попятился вниз, вровень со своими людьми, и увидел, оглянувшись, что Ноулз остановился у самого края долины, словно пловец, боящийся войти в воду. О черт! Все равно выбирать не из чего.

– Назад! Назад!

Шарп подбежал к Ноулзу:

– Пошли. Через долину.

Ноулз заметил кровь на его руке.

– Сэр! Вы ранены!

– Ерунда. Вперед! – Он повернулся к стрелкам и увидел красные глаза на черных лицах. – Парни, строиться!

Девушка встала в шеренгу, как заправский стрелок, и капитан ухмыльнулся ей – такой она ему особенно нравилась: когда дралась, как мужчина, и ее глаза сверкали бесстрашием. Затем он махнул правой рукой:

– Марш!

Англичане пошли прочь от скал, от вольтижеров – пошли в зеленое море, в неземную тишину травостоя. У подножия холма французская пехота остановилась – точно пассажиры, опоздавшие к отходу английского корабля. Майор Керси помахивал саблей и возбужденно хихикал, но его улыбку как ветром сдуло, едва он увидел Шарпа.

– Вы ранены!

– Пустяки, сэр. Рикошет.

– Ничего себе пустяки!

Он коснулся предплечья Шарпа, и на его пальцах, к удивлению капитана, заблестела алая влага.

– Ничего, сэр, заживет. Бывало хуже. – Рука болела, но Шарп отогнал соблазн снять китель и сорочку и осмотреть рану.

Керси оглянулся на неподвижную французскую пехоту.

– Они нас не преследуют.

– Знаю, сэр. – Мрачный тон Шарпа заставил Керси пристально взглянуть ему в лицо.

– Кавалерия?

– Наверняка, сэр. Ждет, когда на середину выйдем.

– Что будем делать? – Похоже, Керси не видел ничего зазорного в том, чтобы задавать такие вопросы младшему по званию.

– Не знаю, сэр. Вы бы помолились.

Керси оскорбленно вскинул голову:

– А я молился, Шарп. Но что-то в последние дни от этого мало проку.

«В последние дни», – мысленно проговорил Шарп. Столько опасностей, столько мучений уложилось в считаные дни! И что, теперь все закончится между французской кавалерией и батальоном пехоты?

Улыбнувшись майору, он вежливо повторил:

– И все-таки молитесь, сэр.

Вокруг лежало пастбище, покрытое чахлой низкой травой. Шарп окинул его взглядом; мелькнула мысль, что следующим летом сюда вернутся овцы, – как будто и не было никогда этой стычки. Солнечные лучи уже добрались до самого дна долины, из травы подавали голоса хлопотливые насекомые, – какое им дело до людей, убивающих друг друга над их головами? Шарп поднял взгляд и решил, что долина очень красива. Она петляла между холмами; впереди, в недосягаемости, виднелось ложе речушки – по весне это местечко покажется маленьким раем.

Капитан посмотрел назад – вольтижеры расселись на камнях, с холма медленно спускались другие французские роты, и где-то в этой проклятой долине ждала сигнала к атаке кавалерия. Он уже не сомневался, что конница появится сзади, – похоже, впереди нет подходящих укрытий. Рота в капкане, это Шарп понимал яснее некуда. Он посмотрел на ровную, твердую землю и вообразил, как первые сто ярдов всадники преодолевают шагом, затем пятьдесят – рысью, затем с саблями наголо переходят в легкий галоп и, наконец, бешеным аллюром обрушиваются на четыре десятка пехотинцев; красное каре способно расколоть конницу надвое, но долго ему не продержаться.

Позади у края долины вился табачный дымок – французские пехотинцы сидели с трубками в зубах и ждали кровавого спектакля.

К Шарпу приблизился Патрик Харпер.

– Здорово зацепило? – спросил он, взглянув на рану.

– Заживет.

Ирландец схватил его за локоть и, не слушая возражений, задрал обшлаг.

– Болит?

– Гос-споди! – В руке хрустнуло, но Харпер не выпускал ее из громадных ладоней, пока не прощупал.

– Кость цела, сэр. Пуля – там. Рикошет?

Шарп кивнул. Прямое попадание оставило бы его без руки.

Харпер глянул на девушку и снова повернул голову к Шарпу:

– На девиц такие царапины здорово действуют.

– Пшел к черту!

– Есть, сэр. – Харпер был встревожен, но старался этого не показывать.

Запели трубы. Шарп остановился и кинул взгляд назад: на севере показались первые всадники. Он упал духом. Опять уланы, везде эти сучьи уланы; их зеленые мундиры и розовые канты глумливо рассеяли последние надежды Шарпа. Поигрывая пиками с красно-белыми значками, всадники строем рысили в долину и смотрели на горстку английских пехотинцев.

К Шарпу вернулся Харпер.

– Две сотни, сэр?

– Да.

Кто-то в строю пробормотал, что лучше погибнуть от пики, чем от сабли. Сабля оставляет на теле страшные рубцы, они гниют, и ты неделями сохнешь и орешь от боли, и никакой надежды выжить. А наконечник пики бьет быстро и проникает глубоко.