8-е Признание

Двигаясь к выходу, мы повсюду гасили за собой свет и натыкались друг на друга в темноте, пока Конклин закрывал за нами входную дверь. Потом он проводил меня до машины.

Он придержал для меня дверцу, а я, вставая на подножку своего «эксплорера», внезапно оступилась. Рич поймал меня, схватив за плечи, и в тот миг я могла бы почувствовать надвигающуюся опасность.

Но закрыла глаза.

И словно так и было запланировано, его губы припали к моим, а мои руки обняли его за шею, и земля полетела у меня из-под ног.

Я прижалась к нему, кровь забурлила. Мои волосы окутали его лицо, поднятые ветром от промчавшейся позади нас машины. Я услышала, как водитель выкрикнул нам: «Снимите номер!»

Его слова резко вернули меня на землю, подобно силе притяжения.

«Какого черта мы творим?»

Прежде чем Рич мог бы сказать: «Тот парень подал отличную идею», — я выпалила:

— Проклятие, Ричи. Я не знаю, кто из нас более сумасшедший — ты или я.

Его руки, лежавшие на моей талии, прижали меня еще крепче.

Я мягко высвободилась из его объятий. Его лицо преобразилось от наших поцелуев, и он выглядел… обманутым.

— Прости, Рич. Мне не следовало…

— Не следовало что?

— Мне следовало смотреть под ноги. Ты в порядке?

— О да. Всего лишь еще один момент, которого как будто никогда не было.

Мои губы по-прежнему горели, и мне было стыдно. Я больше не могла смотреть на его искаженное болью лицо, поэтому отвернулась, уверенно поставила дрожавшую ногу на подножку и втащила свою глупую задницу на водительское сиденье.

— Увидимся завтра, — сказала я. — Хорошо?

— Конечно. Да, Линдси, да.

Я закрыла дверцу, завела машину и уже собиралась дать задний ход, когда Рич жестом показал мне, чтобы я опустила стекло. Я так и сделала.

— Ты. Ты спрашивала, кто из нас более сумасшедший, — сказал он, положив руки на опустившееся стекло, — из нас двоих это ты.

Я высунулась из окна, обняла одной рукой Рича за шею и притянула к себе так, что наши щеки соприкоснулись. Его лицо было теплым и влажным, а когда он запустил руку мне в волосы, я почти растаяла от его обаяния.

— Рич, прости меня.

Я отстранилась, пытаясь улыбнуться. Помахав ему на прощание, я направилась в пустую квартиру, которую делила с Джо.

Мне хотелось плакать.

Прежде я считала, что быть с Ричем — неправильно, и ничего не изменилось. Я по-прежнему на десять лет старше его, мы по-прежнему напарники, и я по-прежнему люблю Джо.

«Тогда почему, — спрашивала я себя, на скорости удаляясь от Рича, — поступая правильно, я чувствую себя так отвратительно?»

Глава 41

Юки и Фил Хоффман заняли мягкие кресла в кабинете судьи Даффи. Судебный стенографист сидела за своей пишущей машинкой рядом со столом судьи. «Что теперь? Какого черта теперь-то случилось?» — думала Юки.

Судья Даффи выглядел измотанным, словно потерял где-то свою хваленую бесстрастность.

Постукивая аудиокассетой, он нетерпеливо выкрикнул:

— Корин? Магнитофон готов?

В обитый деревянными панелями кабинет вошла служащая и поставила проигрыватель на стол перед судьей. Тот поблагодарил ее и вставил кассету в магнитофон.

— Это запись телефонного разговора, — сказал судья Даффи Юки и Хоффману. — Звонок был сделан с прослушиваемого таксофона в женской тюрьме и адресовался присяжной номер два. Есть помехи, но слова различимы.

Юки взглянула на Хоффмана, но тот только пожал плечами. Судья запустил запись.

Заговорила молодая женщина:

— Ты меня хорошо слышишь?

Вторая женщина, чей гнусавый голос помог узнать в его обладательнице присяжную номер два — ушедшего на пенсию почтового работника Карли Филан, — произнесла:

— Лалли, я не могу долго говорить. Сейчас я вроде как вышла в туалет.

Судья остановил запись и пояснил:

— Лалли — дочь присяжной.

— У присяжной есть дочь, находящаяся в женской тюрьме? — уточнил Хоффман.

— По всей видимости, так, — ответил Даффи.

Судья нажал кнопку, и снова пошла запись. Между женщинами велась оживленная беседа: как обстоят дела с защитой Лалли, как ее матери нравятся условия проживания в отеле и что происходит с сыном Лалли теперь, когда и матери, и бабушки нет дома.

— Сейчас начнется важное. Слушайте, — сказал Даффи.

Юки изо всех сил напрягалась, чтобы различать слова сквозь помехи.

— Я видела сегодня утром в душе твою обвиняемую, — сообщила Лалли. — Стейси Гленн, верно?

— Вот хрень! — вырвалось у Хоффмана.

Даффи немного перемотал назад и пустил запись снова.

— Я видела сегодня утром в душе твою обвиняемую. Стейси Гленн, верно? Она болтала с надзирательницей. Говорила ей, что если бы совершила это убийство, то не стала бы избивать ломом, когда у нее дома имеется отличный пистолет.

Юки почувствовала легкое головокружение и приступ тошноты.

Во-первых, Карли Филан солгала, умолчав о дочери во время предварительной проверки на компетентность и допустимость в качестве присяжного заседателя. Если бы она сказала, что ее дочь находится в тюрьме, то ее не взяли бы в присяжные, потому что, по логике вещей, она может быть заведомо настроена против обвинения.

Ведь обвинение пытается засадить ее дочь!