Закармливать мужчину — это такой своеобразный женский оберег «от сглаза» на их мужей?
Спускаюсь по лестнице, уже предвкушая сладкие минуты наедине с пи… Наедине с любимой супругой, конечно же,, но как назло: входная дверь хлопает, а в моём кармане вибрирует мобильный.
— Мамочка, а мы уже дома!
Приходится скрыться в кабинете, чтобы никого не обидеть, потому что скучал и я, скучали и по мне, пока не увидели, и как же так, папа дома и работает!
И я не думал, что это затянется на двадцать минут. Работа, новоиспеченный «молодой отец» Элиот, которого Кейт впервые оставила одного с их крохотной двухмесячной милашкой, ещё немного работы… Хорошо, ноутбук не включил.
Я припомнил Элиоту каждую его фразочку, пренебрежительно сказанную про моих детей. «Чайлдфри» хренов, до истерики дрожащий над своей дочерью. Эвелин — лучшая «ошибка» в его жизни, о которой он если и жалеет — то только потому что совершил эту «ошибку» так поздно. И я очень рад за своего глупого старшего брата.
Когда я повторно спускаюсь вниз, Синатра по-прежнему звучит по залу, но к нему прибавился смех детей и исчез аромат выпечки… Чёрт возьми, нет! Только не это, пожалуйста!
Ана счастливо улыбается, по уши влюблёнными глазами смотря на своего партнера, ведущего её в танце под «You Make Me Feel So Young», и ближе прижимается к нему, целуя в щеку, ведь до виска она уже не достаёт, когда босиком, как сейчас.
Наша милая маленькая мама.
— Вы позволите пригласить вашу даму? — Тедди кивает, поцеловав маму, и, соблюдая все приличия, «уступает мне». Песня сменяется другой, играет, будто специально, «Witchcraft», и я негромко подпеваю каждому слову, любуясь той, что в моих руках.
Моя волшебная девочка.
— Cause there’s no nicer witch than you, — целую ладошку в моей руке, целую тонкий безымянный пальчик с обручальным кольцом, и Ана искренне наслаждается моим вниманием, немного смутившись.
— Кристиан…
— Ты оставила мне кусочек пирога, или у тебя есть мужчины лучше меня?
— Есть парочка настолько же хороших, как ты, но пирог тебе оставили, — Ана оставляет мягкий поцелуй на моих губах, не желая смущать детей, и тут же отходит от меня, опускаясь на пол рядом с детьми, продолжая что-то творить.
— Итан, подай маме плед, — открываю окно, чтобы проветрить, и мальчишка тут же вскакивает со своего места. Укутывает маму небольшим пледом, Ана стала часто простывать, и с дивана стягивает жёсткую подушку, одним взглядом заставляя свою двойняшку сесть на неё, а не на пол. — Спасибо, сынок.
Итан и Элли такие… Одинаковые. Чёрт возьми, это мои дети. Непоседы, милашки, мамины и папины помощники, моя гордость, моя радость.
Я не просто люблю их, я влюблен в эту парочку.
Двойняшки, и чёрт знает, как так вышло без помощи медицины, в роду у Аны не было многоплодных беременностей. И они точно двойняшки, в первые же месяцы жизни малышей Ана начиталась столько дерьма в интернете про разнополых близнецов, что пришлось отправить её к психологу с её своеобразным проявлением послеродовой депрессии. Она до трясучки боялась того, что это ошибка врачей, проводила обследование за обследованием, и один из наших детей точно либо неизлечимо болен, либо скоро умрет.
У них одно хитрое личико на двоих, они во многом похожи характером. У Итана светло-голубые глаза, а у Элли — ярко-зеленые, и это единственное, что помогало их различать первые пару лет жизни. Они одинаково выглядят, болеют, одинаково ведут себя, они зеркальны друг другу, вплоть до ведущих рук и родинок, но при этом — двойня.
Наши дети — как посыл к чёрту моего доминирующего генофонда: вместо рыжеватых волос — блондинистые, как и у мамы. Вместо моих серых глаз, или хотя бы синих, как у мамы — такое разнообразие чёрт знает в кого. Но у обоих мой нос, чему очень рада Ана. Вместо моего роста, что отлично взял от меня Теодор, ребята хрупкие, Элли это и на пользу, она девочка, а Итан… Я всё равно сделаю из него красивого мужчину. Ему только десять. Конечно, он ещё подрастет!
— А как вы с папой познакомились? — Элли тихо задает свой вопрос, не желая, чтобы я слышал, но увы.
— Вы ещё слишком маленькая для этого вопроса, мисс Грей, — чувствую взгляд Аны, но пресекаю её попытку ответить на заданный ей вопрос.
— Папа, мне уже десять! — малышка надувает губы, от злости бьет кулачком по бедру, но знает, что со мной бесполезно спорить. Маленькая.
— Да, мне тоже интересно, в каком месте тебе так повезло? — Теодор зевает, развалившись на диване за младшими, и легко тыкает надутую Элли под ребра, щекоча, отчего она дергается и улыбается.
— Нас познакомила тётя Миа. Общение не пошло, но через некоторое время мы столкнулись на улице, и с тех пор уже не смогли отпустить друг друга. Вопрос закрыт, — Ана выпаливает это быстрее меня, желая и удовлетворить детей, и не злить меня.
— Но поженились, когда мне было два с половиной?