— Я повешусь! — возразил Артамонов.
— Почему вы не спрашиваете, в чем дело? — прищурился Цыпленков.
— Да, в чем, собственно, дело? — не замедлил с вопросом Валера.
— Копии снять нетрудно, а вот заверить их… — он показал на графит, налипший от линий Наташечкиной с тыльной стороны чертежей.
У Артамонова все опустилось. Схватившись за голову, он сел мимо стула. Цыпленков неторопливо приводил статистические данные:
— Обычно за год дралоскопия играет злую шутку с двумя-тремя первокурсниками. На вашем курсе вы десятый. Зайдите попозже, я выдам вам другой вариант.
— Теперь я не успею! — не отпуская виски, произнес Артамонов. — Брошу институт!
— Успеете, я вам гарантирую. — Цыпленков щурился, словно вел сумеречный образ жизни, и нормальный дневной свет сильно раздражал его.
— Я сообщу об этом в общество защиты прав потребителя!
— Что вы сказали?
— Да так, брежу.
Артамонов забыл про обещанную пачку конфет и пролежал два дня не вставая. Сожители ничем помочь не могли. Они сами еле тянули эти долгие основные, размерные и Штрих-пунктирные линии по бесконечнобелым листам ватмана. Вскоре он начал заговариваться. Уставя глаза в потолок, битыми часами твердил одно и то же: «В четверг четвертого числа в четыре с четвертью часа четыре черненьких чумазеньких чертенка чертили черными чернилами чертеж чрезвычайно чисто». Потом затих.
— Кризис миновал, — доложил Рудик сидевшим на корточках в коридоре…
Артамонов встал, выпил бутылку кефира и приступил к полугодовому объему чертежей. Он мог опять пересветить и по-умному, как подсказал Бирюк, стереть резинкой следы плагиата, но, словно кому-то назло, смахнул со стола лишние предметы и приколол первый лист.
Как обещал Цыпленков, к сессии Артамонов все успел. На консультациях Цыпленков продолжал прижимать Валеру к земле:
— Почему вы не задаете вопросов, выучили, что ли? Настолько знаете, что спросить нечего? Или не знаете, что спрашивать? Тогда зачем пришли на консультацию? Это не занятия. Если нет вопросов — .свободны. Вопросы быстро находились. Перед экзаменом девочки не выдержали.
— Мы не пойдем сдавать начерталку, — сказали они Рудику.
— Хотите, чтобы нашу группу расформировали?! - пригрозил он.
— У нас в голове сплошной калейдоскоп. Хотя есть идея, — сказала Татьяна, — пусть первыми идут парни.
— Да-да, — подтвердила Марина. — А мы — всю, какая есть, косметику — на себя и войдем втроем. Авось проскочим. Бирюк говорил, Цыпленков падок на эти дела. Глядишь, и оценит. С глазу на глаз мы с ним как-нибудь разберемся. На экзамене Цыпленкова словно подменили. Артамонову он сказал:
— Вам ставлю пятерку без билета, вы достаточно потрудились в семестре.
Татьяна сжалась от зависти и начала придумывать, по какой бы такой причине и к ней Цыпленков мог отнестись вот так же льготно. Геометр не тронул ее без всяких причин. Он только спросил:
— Платья не пробуете изготавливать?
Татьяна хотела соврать, но не успела. Цыпленков вывел в ее зачетке красивым чертежным шрифтом заветный хор.
— Ну, Татьяна, молодец! — поздравили подругу одногруппники.
Черемисина от счастья не заметила, что ее назвали не Таней, а обозвали Татьяной, чего она терпеть не могла.
Следом быстро вышли из кабинета еще две счастливицы. Марина оказалась права. Цыпленков растаял от духов. Проза; которую несли экзаменуемые, не очень сказалась на отметках.
— А вообще, Цыпленков ничего, — сказала Люда.
— Тактичный и обходительный, — сказала Марина.
— Мне кажется, что он и был таким, — сказала Татьяна.
— Ну, теперь с начерталкой глухо-наглухо! — сказал Артамонов.
С физикой выходило наоборот. Там жизнь прижимала к земле Ярославцева, которого Татьяна за маленький рост прозвала Малоярославцевым. По третьему закону Ньютона на всякое действие объект отвечает равным ему противодействием, только с противоположным знаком.
Ярославцев с первых дней намеревался приглянуться первокурсникам и полюбить их. Решетнев сводил на нет происки чувства. С тех пор, как Решетнев задал физику вопрос о периферийных последствиях черных дыр, самым страшным для лектора стало приближение конца лекции. Поначалу, когда Решетнев осваивался на потоке, Ярославцев с чувством исполненного долга посматривал на часы, стрелки которых аккуратно продвигались к звонку. Теперь ждал окончания лекции, как напасти.
По всем правилам педагогики лектор, прочитав материал, должен спросить: какие будут вопросы? или: нет ли вопросов по новому материалу? Раньше Владимир Иванович спокойно бросал в аудиторию эту риторику. Не глядя на студентов, складывал в папочку свои шпаргалки. Одновременно со звонком завязывал тесемочки. Никто ничем не интересовался. Всем все было ясно. Теперь жизнь пошла сложнее. В конце лекции вставал Решетнев и загонял Ярославцева в такие уголки вселенной, куда еще не дошел солнечный свет. Похоже, таким образом Решетнев расквитывался с высшей школой за неудачное поступление в московский институт космических исследований.