— Да, да, я в курсе, поздравляю! — обратилась она к Гриншпону и, словно чем-то неудовлетворенная, расселась посреди комнаты. Начала вспоминать Меловое, рассказывая Решетневу совершенно небывалое. Решетнев в отместку был вынужден поведать, как Матвеенков заснул в хлеву в том же, что и Усов, агрегатном состоянии. Матвеенкова, начисто вылизанного коровами, отыскали только к утру. Татьяна напряглась и крутым враньем придавила Решетнева к земле. Тогда он призвал на помощь 540 комнату — Фельдмана, Матвеенкова и Мучкина Бориса. При виде Мучкина у Татьяны пошла кругом голова. Уже одно то, что он поступал в десантное училище, пусть и неудачно, повергало ее в трепет.
Ребята только что пришли из пивбара, и разговор мог бы получиться бесконечным. Но вернулся Рудик со своей радиосекции.
— Все девушки мои! — заявил он, размахивая пропуском в женское общежитие. — Оказывается, радиостанция у них на крыше, — указал он пальцем на Татьяну.
— А вот Таня ходит к нам без всяких пропусков, сказал Гриншпон.
Рудик хотел отпустить в его сторону какую-нибудь шутку, но Решетнев удержал его:
— Ты с Мишей не особенно… вольничай, он теперь в ансамблях!
Стали месить музыкальную тему, обвинили Гриншпона в пустяковости затеи, потом вернулись к сельхозработам, еще раз прошлись по индийским фильмам и не заметили, как в комнату вошла Карпова.
— Вот ты где устроился, — подступила она к засыпающему Мурату. — Я сегодня дежурю по общежитию. Дай, думаю, по этажам пройдусь. Вообще, комната у вас чистая. Мурат, соглашаясь с замечаниями, кивал головой и немножко попадал лбом в стену. И тут Карпова увидела Татьяну, каким-то образом не замеченную раньше.
— По какой причине здесь девушки? — Она молча стала оглядывать присутствующих, как бы ища, кому бы конкретно адресовать вопрос. Пребывание гостей, тем более из женского корпуса, насколько мне известно, ограничивается комендантским часом. Но ведь уже двенадцать! Сколько дежурила, но с такой безнравственностью сталкиваюсь впервые, — завершила она свое выступление.
— Да я, понимаете… — начала оправдываться Татьяна, имея в виду высказать мысль, что не только в данный момент, но и за всю свою уже достаточно длинную жизнь она ничего аморального никогда не совершала… Ей стало ужасно стыдно перед Мучкиным.
— Парням я прощаю, — сказала вездесущая англичанка, — а вот вас, девушка, возьму на заметку. До свидания!
— Ну все, мальчики, теперь и на иностранном мне удачи не видать, вздохнула Татьяна.
ОСЕННИЙ БАЛ
К первому студенческому балу готовились тщательно. Осаждали ателье. Магазины, уличные ярмарки. Кое-кто смотался в Москву за фирменными тряпками. Кому не светило никаких обнов, чистили свои надежные видавшие виды одеяния.
Фельдман решил прокипятить рубашку и носки. В отдельных кастрюлях, чтобы не смешивать запахи.
В 540 комнате шла спорная игра в шахматы между Матвеенковым и Мучкиным. Фельдман усердно подсказывал Борису не самые лучшие ходы и изредка отлучался на кухню в конец коридора. В миттельшпиле он настолько увлекся процессом суфлирования, что напрочь забыл про большую стирку. Скоро коридор заполнился чадом. Видимость снизилась до полуметра. По негативным воздействиям на обоняние чад превосходил сероводород. Стали высовываться из комнат — не пожар ли? Фельдман вскочил и опрометью бросился на кухню. Было поздно последние носки сгорели дотла. Озадаченный, он снял с плиты не закипевшую сорочку, решив, что лучше пойти в грязной, чем не пойти вовсе, и на ощупь вернулся в комнату.
Когда дым рассеялся, в 540 повалили посетители, чтобы лично осмотреть кастрюлю с двумя черными пятнами на дне.
— Наверное, с колхоза не стирал, — втянув носом воздух, предположил Артамонов.
— Тебе, Фельдман, надо ноги ампутировать, чтобы не потели, посоветовал Решетнев.
— А я тебя за друга считал, — попенял Мучкин.
— Его надо, так сказать… а то… одним словом, на хутор куда-нибудь, — сказал, как заглотил медицинскую кишку, Матвеенков.
— Такой теплый носки был, — словно о пропаже барана, заговорил Мурат, ударяя себя руками по бедрам.
— Нужно устраивать панихиду, — решительно предложил Рудик.
— Не на что, — удрученно ответил Фельдман.
Рудик взял сгоревшую кастрюлю и прошелся по кругу. Усов полетел в «Науку». На следующий день, сдав бутылки, Фельдман отхватил себе прекрасные в клеточку синтетические носки.
Татьяна по-своему готовилась к балу. Как успели заметить, ее очередной жертвой и надеждой был Мучкин. В 540 она входить не решалась, не в силах придумать подходящего предлога. Справки наводила через Решетнева. Она опасалась, что Борис не явится на бал или явится с какой-нибудь девушкою.
— А что, все вместе будут, весь институт? — спрашивала она.
— Как же иначе, — беседовал с ней Решетнев, — права у всех одинаковые.
— И где же сможет уместиться столько народу?
— В спортзале, — встревал Гриншпон, хотя никто его об этом не просил.
— Дизелисты, конечно, явятся на все сто процентов, — не слыша Мишу, продолжала допрос Татьяна. — У нас, наверное, не все пойдут.
— С чего ты взяла? — поинтересовался Рудик.
— Говорили, — неопределенно ответила Черемисина.