- А вот это было его гордостью. Вещи, принадлежавшие знаменитым людям, - Доминик провел рукой по кожаным корешкам книг и достал одну из них. В самом начале в прозрачных файлах были какие-то документы с печатями и голограммами, а, если откинуть эти файлы, то становятся видны лежащие на черном бархате небольшие серьги, тонкое кольцо и подвеска, – этот гарнитур король Генрих Восьмой подарил своей невесте, будущей королеве Анне Болейн на помолвку. А это документы, подтверждающие их подлинность.
Он перевернул следующую страницу, там опять вначале были документы, а потом ожерелье, закрепленное на бархате. После этого опять документы и опять бархатная «страница»:
- Здесь украшения различных эпох, разных королей и королев, и не только королевские. Мне пришлось приложить массу усилий, чтобы добиться разрешения выкупить их из королевской сокровищницы или из частных коллекций. Вот здесь, - он показал на несколько толстых папок, - каталог всего, что здесь находится, разделенный по камням, виду огранки и по фамилиям мастеров, изготовивших эти украшения.
- А зачем так много? – Тео растерянно осматривался по сторонам.
- Ну, - Доминик пожал плечами, - Дилли их любил, а когда что-то любишь, то хочется еще и еще. Редкие камни, редкие виды огранки, искусная работа ювелиров. Его это делало счастливым.
- А ты? – Тео выглядел встревоженным, - ты был счастлив от этого?
- Я? - задумался Доминик, – я, пожалуй, был доволен тем, что мог сделать его счастливым. Ты можешь всем этим пользоваться, - он подвел его к толстой железной двери и показал, как пользоваться замком. Потом на внутренней стороне двери открыл небольшой механизм, который записал рисунок сетчатки глаза Тео, а затем Доминик отогнул небольшой микрофон.
- Придумай фразу, с помощью которой будешь открывать дверь, – улыбнулся Доминик, - только запомни слова, иначе включится система охраны и направит вызов охранникам о несанкционированном проникновении.
- Сезам, откройся! – Тео больше ничего в голову не пришло, но Доминику понравилась эта фраза, и он тоже изменил свою запись, затем дверь закрыли.
Когда они остановились у второй двери, Доминик внимательным взглядом посмотрел на Теодора, будто сомневался, стоит ли показывать содержимое этой комнаты. А потом, решившись, открыл дверь.
- Ты будешь первым человеком, кто увидит то, что находится в этой комнате, – он выглядел взволнованным и несколько растерянным, – многие вещи могут тебя шокировать, но это часть моего прошлого с которым я не могу расстаться. Я не думал, что найдется кто-то, кого я пущу сюда, кому покажу все это. Но ты тот, кому я доверяю настолько, что могу впустить не только в эту комнату, но и в душу. Да и потом, если ты не увидишь все своими глазами, то напридумываешь невесть что, - он посмотрел в глазок и нараспев произнес, - «памяти моей страницы».
Дверь скрипнула, открываясь. Доминик пропустил вперед Теодора. Первое, что тот увидел, это был стоящий посередине комнаты портновский манекен. На нем висело женское шелковое платье, грубо разрезанное сбоку и закрепленное по разрезу булавками. У манекена был явно обозначенный животик. Тео оглянулся на Доминика, а тот смотрел на манекен с печалью. Тео стал оглядываться по сторонам. У одной стены стояла доска для серфинга со смешной картинкой, а рядом с ней стояла вешалка с разной одеждой. Среди прочего там висел клетчатый пиджак жуткой расцветки, черная кружевная рубашка, по размеру явно Доминика, и кожаная косуха с заклепками.
У противоположной стены стоял стеллаж с коробками, там же лежал шлем, похожий на те, что носят мотоциклисты. Доминик подошел и достал со стеллажа небольшую коробку.
- Я, оказывается, очень сентиментален, и не могу со всем этим расстаться. Вот, например, это все, что осталось после нашей детской переписки с братьями, – Доминик открыл крышку коробки, там лежали детские фотографии, открытки и письма.
Он убрал коробку на место и подошел к манекену:
– В этом платье погибла Паола. Я нашел ее у подножия лестницы, она лежала как сломанная кукла. Потом врачи отдали мне это платье, - он погладил выпирающий животик на манекене и вздохнул, – я не смог его выкинуть. Все остальные выкинул, а его - нет.