Он потянул джемпер вместе с рубашкой вверх, Тео поднял руки, позволяя себя раздеть. Пока Тео снимал с него галстук и торопливо расстегивал верхние пуговицы, альфа расстегнул брюки на омеге и потянул вниз. Тео лег на спину, изгибаясь и приподнимая бедра, позволяя быстрее стянуть их вместе с бельем.
Доминик выпрямился, отодвигаясь, от этой картины кружилась голова. Обнаженный Тео лежал перед ним на белом кружевном покрывале, как изящная статуэтка мейсенского фарфора. Такой же совершенный, такой же хрупкий. Прозрачная кожа светилась изнутри, призывно сверкали глазки. Да, любимый, в этот раз ты уже не скажешь, что тебе приснилось. Тонкие руки доверчиво потянулись навстречу. Тео сжал и разжал пальцы на руках, как маленькие дети, когда просятся на ручки. Именно этот беззащитный, такой детский жест напомнил о необходимости сдерживаться.
Доминик застонал, приближаясь к влажным губам. Надо сохранить рассудок и сдержаться! Тео обнял его за шею, не давая уклониться, Доминик пил его желание маленькими глотками, наслаждаясь каждым мгновеньем. Он завороженно наблюдал, как тот открывается ему, вздрагивая каждый раз, когда он задевал случайно найденные чувствительные местечки. Тео вначале вздыхал и стеснялся, румянец разливался не только по лицу, но и по груди до самых сосков. Он пытался удерживать стоны, закусывая губу, но вскоре стал сдаваться, позволяя рукам альфы оглаживать все его тело от нежной шеи до острых коленок.
Пока губы выцеловывали дорожки по нежному животику, от соска до лобка и обратно, руки жили своей жизнью. Они гладили плечи, руки, раскинутые в стороны, как крылья, и опять по спине, задевая тонкие крылышки лопаток, по тонкой талии к ягодицам, сминая их, лаская и раздвигая нежнейшие окружья. Руки торопятся вниз, сгибая ноги в коленях и разводя их для более откровенных ласк.
Альфа опять оторвался и посмотрел со стороны, как чувственно выглядит его омега. Восхитительное зрелище! Тео наблюдал за ним сквозь дрожащие ресницы, согласный на все. Он ожидал волшебного погружения во взрослый мир запретных удовольствий. Небольшой омежий член гордо стоял, как часовой на посту, в окружении мелких золотистых колечек. Доминик склоняясь к нему, провел языком от колена до паха, вызвав долгий стон из стиснутых губ.
Доминик еще раз взглянул на омегу. Тео изогнул спину и закрыл глаза, руки по бокам вцепились в покрывало. ОН ЖДЕТ ПРОДОЛЖЕНИЯ! Альфа сменил позу, встав на колени между разведённых омежьих ног. Помедлив, он расстегнул брюки, опуская руку на свой член. Он понимал, как выглядит со стороны, но это единственный шанс удержаться от такого соблазна. Он начинал ласкать себя, поднимаясь губами по бедру к лобку омеги. Он вдыхает его теплый дурманящий запах и слышит легкий вскрик, когда его губы накрывают член омежки, всасывая его целиком. Тео вздрогнул всем телом и распахнул глаза, будто познав тайну мирозданья.
От двери раздается негромкий вскрик. В дверях стоит бледный Эркюль. «Простите!» - вскрикивает он и громко хлопает дверью. Тео будто очнулся. Доминик подняв лицо, наблюдает, как мучительно краснеет и пытается прикрыться его Теодор. Этого Эркюля убить мало, испортить такой момент!
- Ой, прости, я забыл совсем, - Тео пытается скрыть неловкость, отводя глаза, – Эркюль приехал за мной, чтобы отвезти меня в школу.
- Давай с этого дня я сам буду отвозить тебя в школу, – Доминик поправил брюки, морщась от неприятных ощущений, попытался их застегнуть, – а он будет забирать тебя оттуда.
- Хорошо, - прошептал омега и, встав на четвереньки, быстро убегает на другой край кровати, мелькая перед возбужденным альфой круглой попкой. Спрыгнув с кровати, он убежал в ванную. Стиснув зубы, альфа с трудом находит в себе силы, чтобы не побежать следом и не закончить начатое.
Доминик быстрыми шагами, почти бегом, вышел из спальни подальше от соблазна. От неудовлетворённого желания дрожали ноги, пах, будто свинцом налит, член подрагивает в штанах как хищное животное, почуявшее добычу. Он не мог вспомнить, когда еще он испытывал такое необузданное животное желание.
Три последних года после исчезновения Дилана у него никого не было. Вначале волнение, поиски, а потом уже просто не хотелось. Он по привычке погрузился в работу, не реагируя на постоянное заигрывание омежек. Он привык к тому, что их интересует не он сам, а его деньги и статус. И, если быть честным до конца, то, пожалуй, только его первая жена, Бьянка, испытывала к нему какие-то чувства. Хотя это было, скорее, чувство благодарности, чем любовь. Теперь, когда он весь сгорал от этого неистового чувства, он понимал, что это было что угодно, но только не любовь. Теперь он точно знал это и чувствовал огромную разницу между тем, что было и что творится с ним сейчас.