Розовые, мелкие, приторно пахнущие нектаром цветы покрывали густые колючие кусты. Шумела несущаяся вниз горная речка – узкий стремительный ручеек с ледников, дающий начало одной из великих рек Азии. Почти каждый день Маттиас и Даниэль спускались со снежной вершины в расцветающую долину, впитывая энергию пробудившейся природы. Даниэль бережно приносил домой впечатления от богатого красками, запахами и звуками предгорья, делясь со стремительно развивающимся в своем малахитовом домике детенышем. Малыш поначалу общался эмоциями, но вскоре уже формировал четкие образы и с удовольствием осваивал мысленную речь, забавно смешивая слоги и понятия, как в калейдоскопе. Даниэль с трудом постигал способ мышления дракончика, но старательно учился, ведь именно долгие занятия со скрытым твердой скорлупой малышом помогали лучше понимать большого дракона. И когда к ним присоединялся синий дракон, привычно свернувшись вокруг двух дорогих существ, Даниэль уже улавливал обрывки их общения.
- Может, нам нужно выбрать имя для нашего малыша? – спросил как-то парень Маттиаса во время одной из долгих приятных прогулок по весеннему перелеску.
- Когда он осознает себя как личность, то сам назовет свое имя, - улыбнулся Маттиас. – Время идет так быстро. Скоро ты увидишь своего дракончика.
- А ты? – Даниэль посмотрел в непроницаемые глаза любимого.
- Я его уже вижу.
Маленький дракончик спал. Даниэль чувствовал идущие от него умиротворяющие волны, заставляющие самого парня склонять русую голову на косматые пряди дорогого дракона в неосознанном желании подремать. Даниэль занимался самым мирным делом - не торопясь заплетал в бесчисленные косички длинную синюю гриву. Маттиас блаженно щурил фиолетовые глаза – драконы могли доверить свою шикарную шевелюру лишь самым дорогим существам, потому вид увлеченного таким интимным занятием супруга доставлял мудрому ящеру огромное удовольствие.
Даниэль выпустил из пальцев законченную косичку, украшенную топазовыми бусинами. Взгляд зацепился за распахнутые синие крылья, которые дракон расправил от избытка положительных эмоций. Черные несимметричные узоры покрывали шелковую поверхность. Парень пересел поудобнее и неожиданно протянул руку, касаясь кончика крыла.
Даниэль почувствовал легкое недовольство дракона, но узор из незаконченных линий завораживал. Молодой человек очарованно вел пальцем по упругому крылу, повторяя причудливые изгибы, и уже не слышал отчаянного вскрика Маттиаса, увлекаясь, будто проваливаясь в темную бездну…
В подсознании стремительно рушились тонкие преграды, расправлялась спираль памяти, вытягивая из серебристой метки на руке нити чужих воспоминаний. Нет, в бездну летел не Даниэль, а обезумевший от страшного горя синий дракон - вниз, будто разучившись летать, нанося страшные раны, раздирая гладкие крылья острыми уступами скал. И, словно в модном многомерном видео, Даниэль увидел странным, не-своим зрением, нагроможденные друг на друга видения и образы – кровавые страшные сражения, с витающим запахом крови и боли, пиры и почести, шатры военного лагеря, поднимающие к небу столбы дыма, прекрасные вавилонские дворцы. Свист крыльев, полеты над ночной пустыней - горячая кровь отдавалась двойным стуком находящегося не на привычном месте сердца. И – распростертый на богатом ложе молодой мужчина с таким знакомым лицом и взглядом голубых глаз, умирающий, хватающий потрескавшимися губами последние глотки воздуха, выдыхающий имя – «Александр».
Сознание взорвалось сотней голосов, снова завертелись запущенные скрытые механизмы, погружая Даниэля в понятную человеческую жизнь. В ЕГО жизнь.
Мелькающие картины детства. Ласковые руки рабынь, чарующий голос прекрасной женщины в богатых античных одеждах – мать. Щедрая природа - оливковые и цитрусовые рощи, олеандры, кипарисы. Игры с веселыми мальчишками на мозаичном полу обширного патио. Беседы и уроки с уважаемыми философами и царящим среди них мужчиной со строгим лицом…
Веселые серые глаза, золотистые локоны. Упрямо поджатые полные губы. Тонкие руки и ноги. Друг детства, царевич. Первые драки, первые слезы. Оплеухи от строгого учителя, когда царевич неправильно начертил карту мира. И высокомерное: «Я вырасту и перекрою эту вашу карту по-своему!» Быстрый взгляд на друга. Тут же оказавшись плечом к плечу: «Я помогу тебе завоевать весь мир!»
И – уже юноши, кудри к кудрям – «Одиссея», «Илиада». Шелест листвы апельсиновой рощи. Краснеющие щеки, мимолетные касания. Царевич первый, по праву сильнейшего отбросивший робость, скинул перед ним легкий хитон, отдал на милость любопытным рукам и жарким губам свое тело. И он, верный друг, тут же, на их первом ложе, подкрепляя слова неумелыми поцелуями, поклялся в преданности. На всю жизнь. На сотни миль бесконечного похода.