7 проз

Масоном является персонаж Наф-Наф. Он вольный каменщик, у него в руках треугольный мастерок (на рисунке Диснея), а два его легкомысленных братца проходят через обряд инициации (символическая смерть) и к финалу входят в Дом (каменный масонский Храм), приобщаясь к тайному знанию, которым владел Наф-Наф, масон одной из высших степеней. Ясно, что Наф-Наф - превращенная форма имени Нафталий...

Мы, конечно, не можем поверить, что существует такое имя - Нафталин но в остальном версия вполне правдоподобная.

Однако во все времена история архитектуры во всех ее проявлениях была так тесно связана с поросятами во всех их видах, что тема не может найти свое дно в одних только безднах масонства. Каждый может вспомнить десятки примеров. Вот один из них.

В сентябрьской книжке "The London Magazin" за 1822 год некто Элия познакомил цивилизованный мир с неким китайским манускриптом, повествующим о вхождении в людской обиход жареной пищи. Однажды сын свинопаса Хо-ти, балуясь с огнем ("как это свойственно многим молодым людям его возраста" выводит педантичное английское перо) вблизи хижины, нечаянно ее поджигает. В огне гибнут и поросята. К ужасу юного Бо-бо прибавляется удивление: вокруг разливается незнакомый, но чудесный аромат. Желая на всякий случай проверить пульс у сгоревшего поросенка, Бо-бо обжигает пальцы и сует их в рот. Через несколько мгновений он уже набивает глотку жареной поросятиной, обезумев от восхитительного, доселе никому не ведомого вкуса. Хо-ти, заставший сына за столь омерзительным занятием, чуть не становится вторым Маттео Фальконе задолго до появления первого. К счастью, и он обжигается, и он тянет пальцы в рот. Поросят они доедают вместе. Тайна, заговор отца и сына...

Вскоре трудолюбивые китайцы замечают, что не успеет у Хо-ти опороситься свинья, как жилище его уже объято племенем. У соседей возникают вполне обоснованные подозрения.

Донос - кутузка - зал суда. Над выродками уже занесен кладенец правосудия, но тут настает время обжечься о поросенка и присяжным. Рты, отведавшие жареной поросятины, едины в вердикте: не виновны!

"Судья - дадим, наконец, слово и самому Элии, - человек сообразительный, посмотрел сквозь пальцы на явное лицемерие этого заключения и, когда суд был распущен, отправился в город и, не считаясь с ценой, тайно скупил всех поросят, каких ему удалось раздобыть. Не прошло и нескольких дней, как городская резиденция его светлости запылала. Весть об этом быстро разнеслась, и теперь только и слышно было что о пожарах то тут, то там. Во всей округе топливо и поросята непомерно возросли в цене. ...> Постройка с каждым днем становилась все эфемерней, пока, наконец, не возникло опасение, как бы человечество совсем не утратило познаний в архитектуре. Поджигать дома уже вошло в обычай, но в один прекрасный день, - повествует моя рукопись, - появился некий мудрец, под стать нашему Локку, открывший, что мясо свиньи, равно как и всякого другого животного, можно жарить (жечь, как тогда выражались), не прибегая к изничтожению целого дома"".

Молчит, молчит Архитектор. Капает вода из плохо прикрытого крана, точит раковину.

- Или ты не помнишь, что символ жука на фронтоне...

- Ни слова о жуке, - торжественно перебивает соратника Архитектор. Встает, подходит к окну, сжимая в руке стакан красного вина. - Я прожил всю жизнь в государстве жизни, имею я право умереть в государстве смерти?.. Сходи к псам. Скажи им, что фасад дома почти полностью проектировал ты. Может, они сохранят фасад...

Соавтор в отчаянии. Он картинно раскрывает коробку: тортик - точный макет и того Дома, что был снесен в начале нашей истории, и того, что будет, очевидно, снесен в ее конце. Старый друг, предлагает старому же Архитектору съесть эту копию творения его рук. "И съем! И пожру! Вечности жерлом пожру!" - экзальтированно цитирует Архитектор Уолта Уитмена. Тортик, однако, не пойдет ему ни в какой прок: отныне и до конца нашей истории у Архитектора будет болеть живот.

Пытливые, но плохо тренированные мозги "отцов" мучительно ищут выход. Им уже известно, что скоро в город прибудет американский журналист, дабы торжественно засвидетельствовать отъезд Архитектора.

- Подкашиваются мои ноги, во рту пересохло.

Дрожит мое тело, волосы дыбом встали,

Выпал из рук "Макаров", вся кожа пылает;

Стоять я не в силах, мутится мой разум.

Зловещие знаменья вижу, не нахожу я блага... - жалобно цитирует Пьецух Арджуну (1.29-31; в переводе Смирнова). Его ноги при этом подкашиваются, во рту у него пересохло, тело его дрожит, вся кожа пылает, а волосы встали дыбом.

- Небытие не причастно бытию, даже небытию не причастно;

Граница того и другого ясна для читавших "Правду".

Неуничтожимо То, чем этот мир распростерт; постигни:

Непреходящее уничтожимым сделать ничто не может, - отвечает Красухин словами Кришны (11.16-18).