7 историй для девочек

– Какие вы глупости говорите! – полушутливо, полусердито проговорила Лика, – не все ли равны: купцы, князья, нищие, крестьяне. Все умирают рано или поздно, и их бренные останки превращаются в прах… Впрочем, вы немножко кривите душой, Бэтси. Ведь вы – графиня Строгонова, как мне пояснила Рен.

– Ха, ха, ха, – весело расхохоталась Бэтси. – И не думала даже никогда быть графиней! Храни Господи! Чур меня, чур! Я купчиха, и дядя купец-заводчик, и брат двоюродный Сила тоже. Что вы делаете такие удивительные глаза? – еще веселее рассмеялась хохотушка, заметив удивление на лице Лики.

– Но… как же? ведь вы, как я слышала, происходите от тех знаменитых Строгоновых, которые помогали Ермаку в покорении Сибири и были возведены потом в графское достоинство.

– Ах, нет! совсем нет! – нисколько не смущаясь, весело вскричала Бэтси. – Мы просто Строгановы, понимаете? Стро-га-но-вы! – растянула она с тем же смехом. – Но вашей сестрице показалось гораздо удобнее заменить «а» – «о» и придать моей фамилии сходство с именем титулованных Строгоновых. Около нее не должно быть купеческих имен, вы поймите…

– А! – протянула Лика и густо покраснела от слов своей собеседницы. – Неужели же Рен – уж такая глупенькая и пустая? – досадливо пронеслось в ее голове, и ей стало стыдно за сестру.

– Мы очень богаты, – между прочим, болтала Бэтси, – накопленные до нас еще столькими трудами по заводу капиталы Строгановых дали нам большое наследство, и мой дядя и двоюродный брат Сила, кроме того, потрудились немало для завода. Вот почему они и помогли благотворительному обществу княжен Столпиных, вы слышали, верно, где участвует ваша мама, и Мария Александровна в благодарность пригласила меня бывать у вас, а Рен приблизила к себе, заранее попросив только изменить для вида мою фамилию и называться Бэтси, как настоящая аристократка. Ха, ха, ха, отчего было не потешить ее! Если б вы знали только, как брат мой вначале смеялся над этим! Да он у нас славный – Сила! Добряк, каких мало, настоящая русская душа, чуткая и отзывчивая на всякое доброе дело.

– Ах, Боже мой! – почти не слушая ее, задумчиво роняла Лика, все еще углубленная в свои мысли. – Да неужели же Рен такая? И вы можете уважать и любить ее? Ведь вы постоянно вместе с нею, Бэтси?

– Я очень уважаю ее! – спокойно и вполне серьезно произнесла молоденькая Строганова, – но… – тут глаза ее лукаво блеснули, – вы понимаете, это – маленькая военная хитрость с моей стороны. Вы не осудите меня за нее? Не правда ли, Лика? Ведь находясь в дружбе с Ириной Валентиновной, я могу бывать в великосветском обществе. А великосветское общество – это моя маленькая слабость. У моего дяди и опекуна (вы знаете, что я круглая сирота и живу у него в доме) не бывает так весело, как здесь, а веселье и смех – моя жизнь! – подхватила Бэтси.

В эту минуту к ним приблизились на своих конях Рен с мистером Чарли. При виде величественной «Англии», как торжественно окрестила Лика эту удивительную пару, так подходивших друг к другу молодых людей, девушкой овладело какое-то смешливо-задорное настроение. Она подошла к сестре, которая после беседы с Бэтси казалась ей такой ничтожной и пустенькой в одно и то же время, и, вперив в нее смеющиеся глаза, спросила:

– О чем вы говорили сейчас, Рен? Позволь полюбопытствовать? О новом спорте или о втором колесе велосипеда-мотора, или о новом количестве фунтов, которые ты свободно выжимаешь теперь правой рукой в обязательные часы гимнастики?

– Ни о том, ни о другом, ни о третьем, ты жестоко ошибаешься, моя милая, – холодно сверкнув на Лику своими бесцветными глазками, отвечала Ирина. – Барон Карл Карлович Остенгардт удостоил меня чести просить моей руки! – отчеканила она каждое слово, бросив на Лику гордый и самодовольный взгляд и проехала мимо нее с величием настоящей принцессы королевской крови.

X

Концерт должен был начаться в девять, но публика стала съезжаться значительно позднее. Уже какой-то, еще далеко неведомый миру, кудлатый композитор, подававший громадные надежды, как о нем говорили в публике, добросовестно отбарабанил с полдюжины плачущих вальсов при почти пустом зале, когда, наконец, избранное общество начало наполнять его.

Лика стояла перед трюмо крошечной дамской уборной, уже совсем готовая к своему выходу перед публикой. В своем белом платье какого-то необычайного фасона, созданном красивой фантазией Марии Александровны и похожим на белую одежду ангела, испещренном прошивками и кружевами на белом же шелковом транспаранте, с веткой белой магнолии, словно нечаянно запутавшейся в волосах, величаво, по новому красивая Лика, казалась теперь каким-то неземным видением.

– Святая Женевьева! – говорил Анатолий, с нескрываемым восторгом любуясь сестрою, поминутно подбегая к ней в качестве распорядителя.

– Ах, прелесть! – могла только поддакнуть ему Бэтси Строганова.

В голубом шелковом платье с букетиками незабудок, приколотыми у пояса и в пышных русых волосах она казалась, премиленькой в этот вечер. На Лику она смотрела таким восторженным взглядом восхищения, что скромная Лика даже сконфузилась, наконец.