– Я все живое люблю, Лидия Валентиновна, – серьезно произнес молодой заводчик, – и деток, и тварь всякую, и букашку. И не от доброты-с это, заметьте, а от жалости. Жалко мне всего такого. Беспомощное, маленькое, копошится, силенки мало… Ну, вот и притягивает меня к себе… От жалости этой самой, можно сказать, и судьбу свою опустил.
– Какую судьбу?
– Будущность. У меня папаша, изволите ли видеть, на этот счет строг. Отдали меня в гимназию. Ну-с, все это, как у людей, чинно-благородно, все, как следует. А я возьми, да и пристрастись к книгам разным, где про все этакое написано. Зоология там… Знаете, зверюшки, козявки всякие… Страх их люблю… Ну-с все прекрасно с первоначалу, учусь хорошо… Так и лезу вперед, так и лезу… А тут вдруг, как в пятый класс это перевели, тут тятенька и уприся: «не хочу, – говорит, – сына профессором видеть, дело заводское ухлопает, промотает, – говорит, – обдерут его как липку, доверенные и управляющие всякие, ежели он с книжками своими возиться станет и на соломе в бедности жизнь свою еще кончит, пожалуй. Не для того, – говорит, потом и кровью копил я, чтобы из за сыновней глупости фирма своего представителя лишилась». Дело, изволите ли видеть, у нас мануфактурное, чистоты и глаза требует, а уж чей глаз пуще хозяйского сбережет? Ну, так вот и стал я недоучкой, купцом, вместо профессора! – закончил он свою речь далеко не веселым, как показалось Лике, смехом.
– Ну-с, детвора! – внезапно встряхиваясь и выпрямляясь во весь свой богатырский рост, крикнул Сила Романович, – пора дяде Силе уходить. Пустите, ребятишки, скоро опять приеду. Мое почтение вам, Лидия Валентиновна, простите, что поскучали со мною на моих глупых рассказах, – произнес он, застенчиво улыбаясь и осторожно принимая в свою огромную руку нежную ручку Лики.
– Что вы! Что вы, Сила Романович! – поспешила произнести молодая девушка, – мне с вами поболтать большое удовольствие доставляет. Вы ведь хороший, простой, детишек вот как любите. Разве можно с вами скучать!
– Вот и спасибо вам, Лидия Валентиновна! – задушевным ласковым тоном ответил Строганов. – Век не забуду похвалы вашей! осчастливили вы ею меня, можно сказать. Такая, как вы, да вдруг…
– Какая же я такая, по вашему, особенная? – весело смеясь, произнесла молодая девушка.
– Именно-с! Именно-с, особенная, Лидия Валентиновна. Нет уж больше таких. Светлая вы какая-то, точно лучи от вас исходят. Там, тогда, в концерте, как услыхал я вас, пение ваше, так я подумал: точно ангел!
– Ну, я довольно-таки строптивый ангел, надо сознаться! – засмеялась Лика, вспоминая сегодняшний разговор с матерью.
– Уж это нам судить позвольте! – снова застенчиво улыбнулся он и, еще раз с каким-то благоговением пожав пальчики молодой девушки, вышел из комнаты, сопровождаемый до прихожей облепившей его толпою ребятишек.
Получасом позднее и сам князь приехал в свой питомник.
– А, я поджидаю вас сегодня! – приветствовала его Лика.
– Разве что-нибудь случилось в приюте за мое отсутствие? – с явной тревогой в голосе спросил князь.
– Нет, нет! Случилось, но не тут, успокойтесь!
– Что такое? Вы тревожите меня, Лидия Валентиновна, – заволновался он снова.
– Мама очень неохотно пускает меня сюда, в ваш питомник, – вот что случилось, не более! – созналась Лика.
– И что же? – после недолгого молчания опечаленным голосом спросил князь.
– А вы же видите, я все-таки приехала, хотя это и очень дурно так огорчать заботливую и любящую мать! – печально произнесла девушка.
– Из-за нас, стало быть, вы ослушались Марию Александровну, во имя нашего дела принесли нам жертву, Лидия Валентиновна? Позвольте же от души поблагодарить вас за это! Дети! дети! – обернулся он к толпившимся вокруг них ребятишкам, – вы знаете, что ваша добрая фея, ваша тетя Лика чуть было не улетела от нас?
– Тетя Лика – ангел! Дядя Сила это сказал, – серьезнейшим тоном произнесла голубоглазая Танюша, потянувшись губами к лицу Лики.
– Правда, правда, дети, тетя Лика – вам ангел, – глядя на молодую девушку произнес князь и, вдруг поймав печальный взгляд Лики спросил: – вы не должны сердиться на нас однако, Лидия Валентиновна, что мы невольно приносим вам столько неприятностей и тяжелых минуток.
Лика удивленными глазами вскинула на своего собеседника. Да разве она могла сердиться, что он говорит! Ведь это живое дело захлестнуло ее с головою вполне и заставило снова почувствовать полноту и радость жизни!
О, нет, сердиться она не может, ей только грустно, грустно, что так печально складываются обстоятельства.
И Лика тут же рассказала князю, как она всегда стремилась найти такое, именно, большое захватывающее дело, каким является княжеский питомник.
Князь внимательно слушал девушку.
Да, он с первого же дня встречи не ошибся в ней. Он не встречал среди избалованных светских барышень ничего подобного Лике.