7 дней в июне

После победы во Франции в Берлине возник чёрный рынок. Военные продавали привезённые из оккупированных стран продукты и фюрерпакеты – продуктовые наборы для отпускников. Крестьяне через маклеров торговали, утаенными от чиновников продовольственной службы, излишками. Если ты знал к кому и зачем обратиться, то найти килограмм отличной ветчины и три фунта копчёного с чесноком сала, было достаточно просто. Сотрудники УФА питались в столовых киностудии без продовольственных карточек и почти бесплатно, так что красно-чёрных хлебных карточек на обмен у меня было много, и через полтора часа я стоял с двумя бумажными пакетами в условленном месте, ожидая свою спутницу.

Мария появилась точно в назначенное время и, кивнув мне, начала спускаться на станцию подземки. Интересно, подумал я, русские в эмиграции быстро приобретают местные черты, пунктуальность в Германии, напыщенность в Англии и бесцеремонность в САСШ.

В дребезжащем вагоне метро мы молча проехали две остановки и вышли.

Выйдя из подземки, она снова окинула меня взглядом и произнесла:

– Я смотрю, у вас неплохой улов?

– Если знать рыбные места, улов всегда будет неплохой, – весело ответил я.

Помолчав минуту Мария, вновь обратилась ко мне:

– Скажите, почему вы живёте в Германии, а не во Франции? Ведь ваш отец был близок с Деникиным?

– Папа в генштабе занимался Австро-Венгрией и всегда мечтал побывать в Вене. В двадцать шестом году семья поехала в Австрию, и отец, по случаю, купил домик в Зальцбурге. Почему именно там? Мама очень любила Моцарта. Я поступил учиться в Берлинский университет, технические дисциплины здесь преподают гораздо лучше, чем во Франции или в Австрии…

Я так и не привык называть Австрию – Остмарк.

– А ваша семья так и живёт в Зальцбурге?

– Нет. После смерти мамы отец отправился к друзьям в САСШ и застрял там, после начала войны. Плыть через Атлантику очень опасно, а ехать через Советскую Россию он не может. Наш дом в Зальцбурге я сдаю, а живу и работаю здесь, в Берлине.

– Как хорошо иметь свой дом, – задумчиво произнесла Мария. – А наш дом захватили большевики, мама живёт в Италии, а папа лечится после перехода границы.

Вдруг Мария замолчала. Лицо ожесточилось:

– Мой кузен служил во французской армии и уже второй год в плену, а я ничего не могу сделать, понимаете, ничего!

За разговором мы подошли к нужному нам дому, консьерж открыл парадное, и мы поднялись на третий этаж. Дверь нам открыла хозяйка квартиры – миловидная брюнетка. Расцеловавшись с хозяйкой, Мария представила меня уже собравшимся гостям.

– Господа, это Пётр Михайлов, звукорежиссёр студии УФА, ученик самого Фридриха Шнаппа.

Моя спутница меня снова удивила. Она знала Шнаппа, известного звукорежиссёра Рейхрундфункгруппе.

– Ну что вы, я всего лишь ассистент, – лукаво смутился я.

– Не обращайте внимания, это очень скромный, но талантливый молодой человек, – продолжала моя спутница.

Среди гостей преобладали военные, хотя были и мидовские чиновники, дамы же щеголяли вечерними платьями. Я был редким штатским в этом сборище погон и мундиров. Хотя стол уже был уставлен разнообразными бутылками с вином, наше бренди было встречено с явным энтузиазмом всей мужской половиной компании, не остались без внимания и мои скромные дары. Общими усилиями стол был накрыт и после второй рюмки, завязалась оживлённая беседа. Хозяйка в окружении двух офицеров генштаба внимательно слушала мидовца, затем кивнув ему повернулась ко мне:

– Пётр, вы знакомы с Ольгой Чеховой?

– Да, – честно ответил я. – На прошлой неделе она мне сказала: «Милый мальчик, принеси мне быстрее стул!»

Все засмеялись. Офицер повернулся к своему коллеге:

– Похож на Кейтеля в ставке.

Мило улыбнувшись ещё раз, хозяйка извинилась и перешла к другой компании.

– Герр Михайлов, что вы, как эмигрант, думаете о начавшейся войне? – спросил мидовец.

Офицеры тоже смотрели на меня с интересом.

– Я инженер и не разбираюсь в политике, но не думаю, что в России повторится французская прогулка.

– Почему вы так думаете? – спросил офицер.

– Судя по сообщениям, всё идёт по плану, под Белостоком готовится окружение, а у Гудериана дела ещё лучше, за исключением нескольких казусов.

– А группа «Север»? – в разговор вмешался второй офицер.

– Ерунда! Риттер фон Лееб отличный командующий, у него прекрасные офицеры, а сбой связи вызван непогодой. Утром по всей границе творилось чёрт знает что, но операция началась по плану. Хотя у Геринга что-то темнят, похоже слишком большие потери, но на выступе сожжено и сбито более пятисот русских самолётов.

– Минуточку внимания господа, сейчас Пётр Михайлов споёт нам новую русскую песню.

Златоглазка стояла в дверном проеме и, держа бокал с вином, лукаво смотрела на меня.

В груди похолодело, но я стряхнул оцепенение и подошёл к роялю. Когда пальцы прикоснулись к клавишам, волнение полностью покинуло меня, я прокашлялся и начал вступление.

«Крики чайки на белой стене»

Все замолчали, внимательно слушая меня.

«Две мечты, да печали стакан

Мы, воскреснув, допили до дна.

……………………………………

Это всё, что останется после меня,

Это всё, что возьму я с собой»