7 Дней, или Как я взошла на престол

– Не, милочка, – сообщила мне толстая женщина примерно сорока пяти-пятидесяти лет, с сединой в грязных волосах, и совершенно уродливой бородавкой на правой щеке. – так не пойдет. Либо плати, либо проваливай. Это тебе не бордель и не приют.

– Я…– все еще пытаясь отдышаться пыталась донести. – Я…У меня…

– Что у тебя?

– Бронь. – Выдала наконец-то. – Ди Сайлен. И, если можно, воды. – завершила я тираду, и закашлялась.

Где-то там, за пару кварталов лаяли собаки, и все еще разносился до боли знакомый голос, который совершенно отказывался складываться в образ.

– Воды принесу, на большее не рассчитывай. – сообщила неприятная дама. – Вода же в бочке уже остыла, так что мыться придется в холодной. Камин греет слабо, но я предупреждала Вашего любовника. Дрова нынче дорогое удовольствие.

– Он мне не любовник. – возмутилась я таким предположением. Да как вообще она могла прийти к таким выводам?

– Это уже не мое дело. – она повернулась и зашагала вверх по лестнице, позвякивая ключами. – Но учти, больше одного за раз не приводи, таковы правила.

– Да, я не такая. – так хотелось сообщить, что я наследная принцесса, чтобы сбить спесь с этой наглой морды, но дядя велел молчать. Никто не должен знать кто я такая. Иначе никакая скрытая магия меня не убережет, а до истины мы так и не доберемся.

– Такая – сякая. Мне почем знать. Говорю же – такие правила.

– А есть у вас какая-нибудь одежда.

– Нет, одежды нет и прачки тоже, так что сама разбирайся со своим бельем.

Мы поднялись на два пролета. Моя комната оказалась на самом верху, а точнее на чердаке. А с улицы и не скажешь, что здесь есть третий этаж. Может тоже происки дядиной магии? Дверь со скрипом отворилась и предстала мне картина из моих самых страшных снов. Прямо напротив входа, стояла маленькая кровать, слева от входа – камин, в котором потрескивали догорающие дрова. Между ними, посередине возвышалась дубовая бочка, с наполненной, но остывшей, как и уведомила хозяйка, водой. Слева в углу стояла ширма. А за дверью, расположились небольшой стол и одинокий стул.

– А окна нет? – спросила я, так и не обнаружив источник света, кроме свечи, что была в руках, у толстой дамы.

– Как нет? – удивленно уставилась на меня женщина, – А это что?

Я проследила за ее рукой и действительно обнаружила небольшое окно напротив изголовья кровати, на потолке, всю в паутине.

Мдааа, не королевские покои конечно, но выбирать не из чего.

– Помогите мне раздеться? – приказала я женщине, повернувшись к ней спиной и приподнимая волосы, чтобы она могла расшнуровать корсет, но получила лишь насмешку и грубый ответ.

– Ишь чего удумала. Может еще и помыть, и волосы причесать?

Она развернулась и покинула то, что должно стать для меня домом на ближайшие семь дней. По крайней мере так утверждал дядя. Глупо, конечно верить человеку, который заявился в твой дом в чужом обличии и в подтверждении своих слов представил лишь старое кольцо и сомнительную историю. Но это было больше, чем кто-нибудь мог предложить. Может я просто желала с кем-то разделить свою боль. Ведь если он брат моей матери, то его боль от утраты так же велика, как и моя. Рука сама собой потянулась к длинной цепочки на шее, на которой висел точно такой же перстень, как у дяди на пальце.

Я достала и внимательно изучила этот предмет. Арчи сказал, что кольца совершенно идентичны, за одним исключением, камень поменяет цвет на цвет моей магии. Может быть, мне чудиться, но я отбросила того мужчину, всполохами розоватых искр, и камень стал розоветь. Хотя, это может быть просто обман зрения. Сейчас, почти в полной темноте, тяжело определить камень черного цвета или синего, а может даже зеленого.

Я опустилась на постель, которая оказалась очень жесткой. Ноги гудели, и я не могла найти в себе сил, чтобы снять грязные, прилипающие к икрам юбки. В голове всплыли воспоминания о том, что ранее, я не могла понять, что мешает людям чаще мыться и больше уделять внимание внешнему виду. Сейчас же, я понимала причины, которые могли стать причиной такого наплевательского поведения. Какая ко всем чертям разница как именно ты выглядишь, если каждое движение отдается острой болью во всем теле.