6b15ad8a063dbf87117dd400b69144d1

Постановление судьи от 25-го мая было изощренно глупым и злобным. Начал он с заявления о том, что проявляет «полную беспристрастность», хотя сэру Эдварду Кларку приходилось снова и снова корректировать точку зрения судьи на различные факты. Затем судья выразил сожаление из-за того, что были предъявлены обвинения в преступном сговоре, поскольку впоследствии их сняли. Затем судья указал на тот факт, что не может принять бесцветное постановление, поскольку «никому от этого не будет пользы». Уровень интеллекта судьи проявился во время переломного момента: он прицепился к тому факту, что Оскар сжег письма, которые выкупил у Вуда, утверждая, что они не имели значения и касались третьих лиц. Судья решил, что в этих письмах содержалось что-то неописуемо ужасное, очевидно, забыв, что Вуд и его подельники выбирали и оставляли у себя самые ужасные письма для шантажа, и что сам этот судья, прочтя эти письма, не обнаружил в них ничего важного. Но всё равно судья настаивал, что сжечь письма было безумием, хотя любому человеку, наделенному хотя бы малейшим воображением, было очевидно, что для невиновного сжечь эти письма - совершенно естественно. Когда Оскар сжег письма, он понятия не имел, что окажется под судом. Его письма истолковали превратно, наихудшие из них использовали против него, и, получив остальные, Оскар, естественно, бросил их в огонь. Судья настаивал, что это - безумие, и воздвиг на этих выводах пирамиду вины.

- Ничему из сказанного Вудом нельзя верить, поскольку он принадлежит к классу подлейших преступников: силу обвинений подтверждает исключительно характер знакомства Вуда с Уайльдом, а история с письмами и их сожжением лишь иллюстрирует и подкрепляет историю их знакомства.

Тщательно выстроенная пирамида! Если бы дурак-судья хотя бы прочел Шекспира! Реплику Генриха VI:

«Не надо доказательств нам искать против дядюшки Глостера -

Тогда на основаньи доказательств верных

Признать его смогли бы мы виновным».

«Верных доказательств» против Уайльда не было, но судья превратил безобидный поступок в признание вины.

Затем последовало вмешательство, проливающее свет на английскую концепцию правосудия. Председатель жюри присяжных хотел знать, учитывая интимные отношения между лордом Альфредом Дугласом и подсудимым, выписывали ли когда-нибудь ордер на арест лорда Альфреда Дугласа.

Судья Уиллс:

- Насколько мне известно, нет.

Председатель жюри присяжных:

- Этот вопрос когда-нибудь обсуждался?

Судья Уиллс:

- Я не могу ответить, мы не можем это обсуждать. Выдача ордера зависит не от показаний сторон, а от наличия доказательств таких действий. Писем, указывающих на такие отношения, было бы недостаточно. Лорд Альфред Дуглас к суду не привлекался, вы можете придавать этому факту то значение, какое пожелаете.

Председатель суда присяжных:

- Если мы собираемся сделать на основании этих писем вывод о вине подсудимого, эта вина в равной мере распространяется и на лорда Альфреда Дугласа.

Мистер Уиллс согласился с этой точкой зрения, но в конце концов решил, что это никак не связано с текущим судебным процессом, на котором рассматривается вопрос о вине обвиняемого.

В полчетвертого присяжные удалились для вынесения вердикта. Через два часа они вернулись, чтобы узнать, есть ли какие-то доказательства того, что Чарльз Паркер спал в «Сент-Джеймс-Плейс».

Судья ответил:

- Нет.

Вскоре после этого присяжные вернулись с вердиктом «виновен» по всем пунктам.

Следует еще раз отметить, что даже сам судья признал, что по некоторым пунктам доказательства «очень хрупкие», но после его постановления, основанного на предубеждении, этих доказательств присяжным вполне хватило.

Сэр Эдвард Кларк подал ходатайство о переносе рассмотрения дела на следующее заседание, когда будут выслушаны юридические доводы.

Судья Уиллс на это не согласился: он считал, что приговор нужно вынести незамедлительно. Затем он обратился к заключенным, привожу здесь его точные слова, дабы их не исказить:

- Оскар Уайльд и Альфред Тэйлор, преступление, за которое вас судят, столь велико, что сложно удержаться, дабы не описать словами, которые мне не хочется использовать, чувства, возникающие в душе любого благородного человека, узнавшего подробности этих двух ужасающих судебных процессов.

Хотя присяжные приняли правильный вердикт по этому делу, я не могу избавиться от тени сомнения, но, в любом случае, я надеюсь, что все, иногда воображащющие, что судья нерешителен в вопросах благопристойности и морали, поскольку старается избежать при рассмотрении дела предубеждений, увидят, что этот вердик во всяком случае воплощает то величайшее возмущение, которое внушают предъявленные вам двоим обвинения.

Обращаться к вам мне нет смысла. Люди, которые способны творить такие непотребства, наверняка глухи ко всем увещеваниям и не имеют стыда, так что невозможно надеяться как-либо на них повлиять. Это - нахудшее дело из всех, которые я когда-либо рассматривал...Не подлежит сомнению тот факт, что вы, Уайльд, были главным членом организации, осуществлявшей ужасающее развращение молодых людей.