690c5e1d9bcc44b99cc4bb87c9b30581

Ну так вот, пока я занимался самокопанием и самоанализом, в окружающем пространстве происходили изменения. Мир преобразился, приобрёл цветность и глубину. Правда, тот безумный художник, что нарисовал этот мир, явно испытывал проблемы с краской, точнее, у него кроме чёрного и красного других цветов не было вовсе. Чёрная равнина с чёрными изломанными деревьями на ней под красным небом. Местечко мрачноватое, но каким-то особенно жутким его не назовёшь. Ну, подумаешь — деревья обгорелые, ну подумаешь — небо красное, я вот с ходу десяток мест могу назвать по-настоящему страшных, в моей памяти ого-го какие пейзажи сохранились — и рад бы забыть, да вот не могу.

Тем временем изменения продолжались. С неба на равнину посыпались какие-то обломки. Присмотревшись, я понял, что это останки погибших кораблей: изломанные корпуса, надстройки, изрешечённые прямыми попаданиями, вырванные с корнем орудийные башни… наверное, кораблю во мне должно было стать жутко, но я почувствовал только какое-то раздражение, поднимающееся из самых глубин моей души.

Кстати, у меня появилось тело! Только сейчас заметил. Мельком огляделся — вроде все на месте, ничего не убавлено, ничего не выросло лишнего. Ну, мало ли что? Вдруг мутировал и хвостом обзавёлся… тьфу ты, главное, чтобы не рогами. Нет, я своим любимым верю, но когда вдруг рога вырастают, это как-то… Стою, озираюсь. Жду продолжения шоу, ведь не зря неведомый режиссёр так старается? Наверное, сейчас пугать будет? Обстановочка-то располагает.

Ну точно, как в воду глядел. Вокруг слышится тихий и вкрадчивый женский шепот. «Вернись к нам», «Приди к нам», «На дно» и всякое подобное доносится до меня со всех сторон. Так и хочется схохмить про красные труселя и «манит и манит…», ну, кто знает — тот поймёт. В общем, с такими аналогиями не бояться — ржать хочется. Стою, изо всех сил пытаюсь скрыть лезущую на рожу «лыбу». Получается явно плохо, потому как шёпот становится каким-то недоумевающим, а потом и вовсе — затихает. Минута тишины, а потом слышу из-за спины уже довольно нормальный девичий голосок:

— Вернись к нам, — опять двадцать пять, вот заладила-то!

Оборачиваюсь и вижу перед собой классическую Химе Бездны: девочка лет четырнадцати с молочно-белой кожей и серебристыми волосами, алые глаза и рожки, почти скрытые копной пушистых волос тоже в наличии. Одежды на ней тоже, кстати, ноль, поэтому усердно изучаю её лицо, и ещё, кого-то она мне напоминает, только вот кого?

— Приди к нам, — девица опять за своё. Только открываю рот, чтобы уточнить, к кому это «к вам» и с какой именно целью я должен возвращаться, как-то глухое раздражение, копившееся до поры до времени в моей душе, вдруг плещет во все стороны и полностью завладевает моим телом. Перед тем как потерять управление собой, если можно так выразиться, успеваю поймать чью-то мысль, направленную конкретно мне: «Дай-ка я сам с ней поговорю». Всё, теперь только и могу что смотреть, чесслово — даже в носу не поковыряться, коли приспичит. Успокаивает лишь то, что я, кажется, догадываюсь — что, или скорее, кто рулит сейчас телом.

— Вернись на…

— Зачем? — Не узнаю свой голос. Ни грамма эмоций. Лишь спокойствие и равнодушие.

— Ты наш!

— Я свой собственный, — опять ни грамма чувств, будто собеседница говорит не с человеком, а со стальной бронеплитой.

— Нет! Вспомни, твоё место здесь! Разве ты не помнишь, как очутился на дне? Разве не помнишь тех, кто бросил тебя погибать? Тех, из-за кого ты очутился на дне? Тех, кто отправил тебя на верную смерть? Вспомни!

— Я… помню. Я всё помню, — вот теперь я почувствовал эмоции. Он (я) всё это время их старательно прятал, ну что же — получилось просто идеально: даже я сам ничего не понял поначалу…, а вот теперь чую, что этой Химе, пожалуй, пора бежать…, а то ведь догонит…

— Вот видишь! — Девочка, видимо, совсем не так поняла последние слова и обрадовалась. Она, похоже, хотела сказать ещё что-то, но не успела:

— Я. Помню. Всё, — куда подевалось показное равнодушие? Сейчас этим тоном, казалось, можно море заморозить. — Зачем ты показываешь мне эти идиотские картинки? Что ты пытаешься этим добиться?

— Вернись ко мне! Это люди виноваты в том, что мы погибли! Это они бросили нас умирать! Отомстим им! — Химе уже кричала. Её кукольное личико исказилось от ненависти. Или… или это была не ненависть? Может, обида или тоска, или всё это вместе, смешанное в жуткую какофонию чувств? Наверное, не будь я посторонним наблюдателем, эти нюансы ускользнули бы от моего внимания, но…

Тем временем он (или всё же я?) прервал крики Химе:

— Я же сказал — я помню ВСЁ! — сказано это было таким тоном, что девчонка мгновенно замолкла и лишь смотрела на меня расширенными глазами.