64-клеточный дурдом

— Они запутали все до невозможности, пока вас не было, сказал он. — Типичная вотбинниковская позиция.

— Только Машина отвотбинникала его, — закончил за него Билл.

Джуди замурлыкала "Похоронный марш на смерть героя" Бетховена.

Тем не менее Вотбинник не сдался. Машина записала свой ход. Ее доска погасла, и Вандерхоф в присутствии одного, из своих помощников переписал его с небольшого экрана, расположенного на панели Машины. Завтра утром, когда игра возобновится, он введет в нее этот ход снова.

Док, хоть и имел на две пешки меньше в партии с Грабо, тоже записал свой ход. Выглядел он до крайности вымотанным.

— Они просто так не сдаются, правда ведь? — заметила Сандра. — Очевидно, они и в самом деле любят эту игру. Или ненавидят?

— Если толкуете о психологии, то, по правде говоря, я весьма далек от нее, — ответил Дэйв. — Спросите меня о чем-нибудь другом.

Сандра улыбнулась:

— Спасибо, Дэйв. Я спрошу тебя о чем-нибудь другом.

При утреннем доигрывании Вотбинник сделал около десяти ходов и сдался.

Немного позже Доку удалось добиться вечного шаха и свести вничью партию с Грабо. Завидев спускающуюся с трибуны Сандру, он помахал ей рукой, жестом приглашая что-нибудь выпить,

"Сейчас он почти как мальчишка", — подходя к нему, подумала Сандра.

— Скажите, Док, — спросила она, когда они уже селя за столик, — а почему ладья ценнее слона?

Он подозрительно посмотрел на нее.

— Этот вопрос совсем не в вашем духе, — сурово вымолвил он. — А с чего это вы заинтересовались?

Сандра призналась, что попросила Дэйва научить ее играть в шахматы.

— Я знал, что эти детки вас испортят, — мрачно констатировал Док. — Послушайте, дорогая, если вы научитесь играть в шахматы, то не сможете писать ваши маленькие умные статьи о них. Кроме того, как я и предупреждал вас в первый день нашего знакомства, шахматы — это сумасшествие. Обычно женщины к нему не восприимчивы, но это не оправдывает вашу попытку рискнуть рассудком.

— Но во мне проснулось что-то вроде интереса к ним, возразила Сандра. — По крайней мере, я хотела бы знать, как ходят пешки.

— Остановитесь! — приказал Док. — Вы уже в опасности. Направьте ваши мысли куда-нибудь еще. Задайте мне разумный, что называется, земной журналистский вопрос, что-то абсолютно нерациональное!

— О'кей. Почему Саймон Грейт не настроил Машину так, чтобы она и в первых трех партиях играла в дебюте столь же быстро?

— Ха! Я думаю, Грейт в своей программе играет в шахматы Ласкера. Он скрывает свою силу и не пытается выиграть легче, чем должен, а значит, у него быть ресурсы в запасе. Машина проигрывает Лысмову и моментально начинает играть сильнее. Психологическое воздействие такой тактики на других участников турнира громадно.

— Но Машина все еще не впереди?

— Нет, конечно, нет. После четырех туров лидирует Лысмов. Его результат — три с половиной на полтора, что означает три с половиной в графе побед, а полтора — в графе потерь…

— Как можно наполовину выиграть или наполовину проиграть? — перебила его Сандра.

— Сведя партию к ничьей, играя совершенно на равных до конца. Результат Лысмова — это принятая система записи для три победы и одна ничья. Понятно? Дорогая, обыкновенно мне не нужно объяснять вам все настолько подробно.

— Я просто не хотела, чтобы вы думали, будто я так уж много постигла в шахматах.

— Хм! Ну так возвращаться к результатам после четвертого тура. У Энглера и Вотбинника счет три — один, в то время как Машина догнала Джаля, и у них два с половиной на полтора. Но Машина создала впечатление силы, как если бы было все заранее предопределено, чтобы из-за спин прийти в один рывок. Он покачал головой. — В данный момент, дорогая, — сказал он, — я очень пессимистично настроен насчет шансов нейронов против реле на этом турнире. Реле не паникуют и не устают. Но самое странное…

— Ну? — не выдержала Сандра.

— Так вот, самое странное, что Машина вообще не играет, "как машина". Она очень динамична, качество, которое мы иногда зовем "русским"; она усложняет каждую позицию, насколько это возможно, создавая максимальное напряжение. Но тоже это вопрос программы…

Предчувствия Дока с каждым туром оправдывались все больше и больше. В последующие пять дней (включая два выходных, когда шахматисты отдыхали) Машина по очереди расправилась с Яндорфом, Сереком и Джалем и после семи туров опережала всех по всем пунктам.

Яндорф, очевидно, под впечатлением от безупречного дебюта Машины в партии с Вотбинником, предпочел опуститься до переговоров с Рэем Лопесом, требуя "вытащить Машину из книг". Вероятно, он рассчитывал, что Машина и дальше будет делать "книжные" ходы вслепую, но Машина такого одолжения ему не сделала: она тут же начала играть медленнее, "тяжело раздумывая", и в пух и прах разгромила аргентинца двадцатью пятью ходами.

Комментарии Дока были безжалостны: