60-я параллель

— Писатель? — не без задней мысли проговорил он. — Жерве? Гм… Что-то не приходилось… Толстого читал, Тургенева — тоже… Жерве? Не припомню!.. Но в таком виде, Антось, я его никуда не повезу. Комбинезон же ему надо… Комбинезон, с карманами… У меня в накладной не сказано: «писатель средней упитанности в мороженом виде», Архипов не примет! Выдавай ему нормальный комбинезон… А это, — он указал на оставшиеся пачки, — в карманы… Пишущую машинку не везете? Мудро: всё равно бы не взял! Давай, давай, Антоша, не тяни душу… Лететь пора…

Жерве очень удивился:

— Лететь? Сейчас? А… а погода?

Носатый человечек, прищуря один глаз, оглядел его.

— А у вас талон на солнышко-ядрышко? На синее небушко? Нет уж, знаете! Это уж пускай умные по солнышку летают; нам с вами загорать не приходится! На здешней службишке я, товарищ работник пера, вообще порхать по воздусям разучился… Мы всё больше лыжами по землице скребем, вот как… Ну-с, прошу, за товарищем начальником… Пока он вас в человеческий вид приведет, я свой примус поднакачаю… Эге-ге! А табачок, табачок-то, что же? Забыли?

Лев Николаевич в мирные дни летал часто и немало. Самолет «ПО-2» тоже был ему достаточно знаком. Но на этот раз всё показалось ему совсем особенным, новым.

Так садятся не в аэропланы, а в деревенские сани-розвальни, битком набитые всяческим скарбом. «Антоша», командир базы, положил ему на колени небольшой мешок: «Газеты… Упаковать не успели. Ничего, как-нибудь… Вообще-то говоря, мы вас не имели в виду, так что…»

— Нет, нет, пожалуйста! — испуганно засуетился Жерве.

В кармане его топорщились пачки «Звездочки». В спину упирался довольно острый предмет неведомого назначения. В последний миг перед посадкой к нему бросилась маленькая пожилая женщина с аккуратным тючком в руках.

— Товарищ, товарищ! — страстно говорила она. — Это совсем пустяк. Совсем маленькая вещь… Там — мой сынок… Лева. Браиловский, Лев! Тут только свитер: он же такой слабенький! И две пачки люминала! Если бы вы его знали, — это абсолютно нервный мальчик! Он без снотворного совершенно не может заснуть… Они смеются: он — герой! Боже, боже! Неужели я, мать, не знаю, какой он герой?.. Ой, что это будет!?

Лев Жерве сидел теперь со свитером подмышкой и с люминалом в кармашке кителя.

— Ладно, Ганя — крикнул, наконец, командир базы, соскакивая с крыла. — Давай газуй… И смотри: у нас с тобой партия не доиграна!

Нет, так летать Льву Николаевичу еще ни разу не приходилось.

Только первые пять или десять минут самолет резал плоскостями густой снежный туман; земли нигде не было видно. Затем, совершенно внезапно, мотор заглох, вокруг засвистало, и машина стремительно вынырнула из облачной массы в узкое пространство утреннего, еще сумрачного мира, между тучами и заснеженным лесом…

Точно обезумевшие, сломя голову промчались куда-то две деревнюшки. «ПО-2» почти коснулся лыжами рыжеватого глинистого обрыва над рекой… Три стога сена в белом поле… Кусты, кусты… И сейчас же, только-только не задевая элеронами за оснеженные ели, мчась над самой землей, послушная воздушная повозка врезалась в спокойный материк леса.

В этот миг голова в шлеме, из-под которого торчал вперед могучий нос, похожий на руль направления, повернулась в профиль к пассажиру.

— Проехали! — сказал в наушниках хрипловатый недовольный голос. — Как — что? Фронт, говорю, проехали… И без салютов! Надул! Ладно, разговор на станции назначения!

Летчик повернулся, и началось то, о чем впоследствии писатель Жерве вспоминал, как о странном сне, о котором нечего рассказывать: не поверят!

«ПО-2» действительно скорее скользил лыжами по снегу, чем летел. Было немыслимо понять, как пилот находит какой-то проезжий путь среди расчлененных, кулисами заходящих друг за друга, сосновых, еловых, лиственных лесов и опушек. Массивы леса точно чудом расступались перед ним и сейчас же смыкались позади.

Иногда сердце Льва Николаевича падало, как в машине на горбатом мосту: это самолет перепрыгивал через вставшую на дороге рощу и тотчас же снова прятался за ее стволами. Случалось, пилот разворачивал его так круто и резко, что Жерве с силой вжимало в боковую стенку кабины. В одном или двух местах они совершенно неожиданно вырвались из чащи и, как вихрь, пересекли широкое открытое пространство… Промелькнуло село с красной каменной церковью; прямо-таки свистнула внизу полоска железной дороги… И опять лес.

Смотреть вниз на землю Жерве просто не мог: голова шла кругом! Он попробовал закрыть глаза… Нет, жутко: ведь это же, как никак, вражеский тыл! Он снова открыл глаза и уставился на голову Зернова.

Зернов летел спокойно; так едет опытный шофер по хорошо знакомой, хотя слишком людной улице. Чуть заметными движениями руки и ног он заставлял машину проскальзывать между земными предметами. Ух! Ух! Ух! В наушниках было слышно, как летчик что-то бубнил себе под нос. Неужели напевает? Вот именно!