5323fafd9daa43cea51194aed4d0639c

“Нет”, - подумала Лили – и вдруг раздался приглушенный хлопок, и тоннель пропал, и она крепко зажмурилась, прижимая руку к груди; тепло оттуда постепенно уходило – так, словно она держала Гарри еще секунду назад, а теперь он исчез, и…

В палате было тихо – только металлически поскрипывала старая больничная кровать, на которой метался привязанный Северус.

- Где он? - очень странным тоном спросила миссис Снейп; возможно, что странного там было только одно – то, кто именно эти слова произнес; в них звучало что-то, похожее на панику.

Лили открыла глаза. Как оказалось, она заставила мать Сева отшатнуться – та стояла от нее в нескольких шагах и прижимала к груди левую руку, словно копируя увиденное воспоминание; в другой руке ведьма по-прежнему сжимала палочку и смотрела на Лили – без прежней отстраненной ненависти, но так, что не хватало слов, чтобы это описать.

- Кто именно? - вопрос прозвучал хрипло, словно она упала и пролетела сотню метров, и от этого задыхалась, а сердце колотилось в груди.

- Ребенок, - сказала миссис Снейп.

Лили моргнула. Увидела краешком глаза, как бьется в конвульсиях Северус.

- Его больше нет, - ответила она наконец.

Миссис Снейп не шелохнулась – только взгляд ее все скользил и скользил по лицу Лили; возможно, она тоже подумала – как и мама когда-то – что ребенка может больше не быть по самым разным причинам.

- Я потеряла его, - сказала Лили. - Но Северуса я не потеряю.

Если она и ждала какой-то явной реакции на свои слова, то ошиблась. Было очень тихо, и в этой тишине у нее колотилось сердце, а миссис Снейп смотрела на нее.

- Тогда, возможно, тебе больше не стоит накладывать на него проклятия, - сказала наконец мать Сева. В ее голосе не было ни намека на дружелюбие – как, впрочем, и убийственной злобы; одна лишь отстраненная неприязнь.

Лили кивнула – совсем чуть-чуть.

- Это здешние целители настолько некомпетентны, или проклятие куда серьезней, чем можно от тебя ожидать?

- Второе, - ее голос был похож на карканье вороны.

- Ты можешь его снять? - впилась в нее взглядом миссис Снейп.

- Я знаю контрзаклинание.

- Я спрашивала не об этом.

- Знаю, - сказала Лили.

Миссис Снейп даже переменилась в лице – и его выражение отнюдь не потеплело.

- Тогда вперед, - скомандовала она с металлическими нотками в голосе.

Заставив себя отлепиться от стены, Лили вытащила палочку; затем набрала в грудь воздуха и задержала дыхание, погружаясь глубоко в себя – ей нравилось думать, что именно там, в этом внутреннем источнике, начиналась ее магия. Она позволила волшебному потоку устремиться вниз, по руке, чувствуя, как он втекает в кончик палочки, и прошептала:

- Игноско.

Но ничего не произошло. Она уставилась на Сева – тот лежал парализованный, и это долбаное прощение все никак его не отпускало – и мечтала заорать, но внутри не осталось ни голоса, ни мыслей. Только беспомощность, отчаяние и вина, чудовищная, всепоглощающая вина, такая же страшная, как угрызения совести, что душили Северуса…

- Жаль, - сказала миссис Снейп абсолютно ледяным тоном, - что твоя попытка наложить это проклятие не увенчалась аналогичным фиаско. И жаль, что этот воистину ошеломляющий успех не повторился снова.

Она поймала Лили за запястье, но не сделала никакой попытки развернуть к себе, только цепко сжимала руку, и тонкие ее пальцы напоминали когти. Голос миссис Снейп понизился до жгучего шепота:

- Пока мой сын жив, ты в безопасности. Но если он умрет – ты пожалеешь о том, что родилась.

А затем она отпустила Лили и распахнула дверь палаты настежь. Было слышно, как она отрывисто рявкнула на кого-то в коридоре:

- Ладно, можете вернуться и заняться реализацией возникших у вас идей – не то чтобы я ожидала, что их будет много.

Ответ Джетрис приглушила раскачивающаяся на петлях дверь.

- Что она рассказала? - требовательно спросила целительница.

- Если бы я хотела, чтобы вам стало известно содержание нашего разговора, вы бы остались в комнате. Достаточно сказать, что я была права: ничего путного она вам не сообщит.

Вероятно, миссис Снейп была бы раздосадована, если б узнала, что ее слова вовсе не расстроили Лили – потому что расстраиваться дальше ей было просто некуда. Она стояла рядом с койкой Северуса, и не могла думать ни о чем, кроме страдальческой гримасы на его лице, и не могла чувствовать ничего, кроме горечи поражения.

***

Лили прислонила голову к стене – она сидела в приемном покое, напротив того коридора, что вел в палату Северуса. Такого гама она в жизни не слыхивала, даже в тот вечер на четвертом курсе, когда Гриффиндор выиграл Кубок по квиддичу, и Сириус запустил фейерверки, превращавшие в лам всех, на кого попадали конфетти. (Кстати о ламах: ей показалось, что она расслышала характерное блеяние.) Помнится, отец никогда не хотел дежурить в канун Нового года – слишком много в этот день поступало пациентов с травмами… маги, похоже, их превзошли, изобретая такие способы себе навредить, какие магглам и не снились…

Все вокруг стало бесконечно далеким – словно она прошла сквозь заглушающее заклятье, и оно прилипло к ней, как паутина.