5323fafd9daa43cea51194aed4d0639c

- Все в порядке, - сказала Лили. - И с постелью тоже. Просто я… я бы, наверное, сейчас не заснула даже на пуховых перинах царицы Савской.

Она думала – он не ответит. Лежала, свернувшись клубочком, на левом боку, стараясь не обращать внимания на вонзившуюся в ребра пружину. Стоит только пошевелиться – и кровать, должно быть, заскрипит.

Через мгновение она в этом уверилась: Сев поднялся с кровати, и та разразилась целой симфонией скрипов, стонов и повизгиваний. Было слышно, как он перемещался по комнате в темноте; потом открылась входная дверь – внутрь опрокинулась зернистая желтоватая полоска света. Прищурившись, Лили села на постели.

- Что ты…

- Вернусь через пару минут, - он вышел в коридор.

Гадая, что задумал Сев, она включила лампочку между кроватями. Украдкой потыкала пальцем в его матрас – тот оказался ничуть не лучше, чем у нее.

Дверь щелкнула, открываясь; Лили вскинула глаза и обнаружила, что он принес с собой два одеяла – она и представить не могла, зачем; у них уже было, чем укрываться.

- Вставай, - он указал на ее кровать. Не колеблясь, она вскочила на ноги; откинув в сторону постельные принадлежности, он выдернул простыню, обнажая матрас, и расстелил поверх него одеяла. Северус раздобыл для нее наматрасник.

- А твое одеяло где? По справедливости, одно из них твое.

- Мне оно не нужно.

- Нет, так нельзя! Это же сущий кошмар – хоть покрывало возьми… вот, вот так…

Лили подвергла вторую кровать такому же разгрому и подсунула под простыню стеганое покрывало. Эксперимента ради улеглась на свое ложе снова – в таком виде оно оказалось почти приемлемым. По крайней мере, то сонмище пружин ее больше не донимало.

- Просто блестяще, - сказала она; Северус потянулся выключить свет.

- Навряд ли, - откликнулся он и щелкнул выключателем, не дав ей рассмотреть его лицо.

Невольно она задумалась, была ли то импровизация, или он знал этот фокус и раньше.

***

31 декабря 1976 года

Северус встал задолго до рассвета. Старая привычка: многолетнее соблюдение школьного распорядка, помноженное на жизнь в подземельях – зябкая сырость так намертво въелась в их стены, что гарантировала пробуждение от озноба. Он оделся, не включая электричество, набросал в темноте коротенькую записку для Лили и сбежал из отеля в поисках места, где можно было бы разжиться кофе. Как оказалось, крошечный магазинчик на углу уже открылся – без сомнения, в расчете на клерков, неотвратимо ползущих на работу в зимних утренних сумерках.

Он расплатился за свежие булочки и два горячих стаканчика – от них пахло остро и ярко; пронес их по холодной улице и поднялся по скрипучим ступенькам, где воняло мокрым ковром. Лили обнаружилась за столом – сидела в убогой гостиничной комнатушке и в свете настольной лампы щурилась над его запиской. Волосы ее спутались, под глазами набрякли мешки; шторы она раздвинула – небо в окне позади было угольно-серого цвета.

- Судя по прогнозу погоды, сегодня должно быть пасмурно и холодно, - сообщил он, положил на стол перед Лили белый бумажный пакет с выпечкой и поставил туда же кофе.

- Какая неожиданность, - она слабо улыбнулась – не поверхностно и небрежно; нет, она определенно казалась утомленной. Зря он позволил ей прошлой ночью настоять, что сойдет и этот отель.

Или, возможно, причина ее усталости – в том, что он скоро заставит ее совершить.

Освободить номер было надо к одиннадцати. До этого времени они оставались в комнате – пили кофе и ели булочки; там пахло так же, как и на лестнице, но хотя бы стоял плюющийся паром обогреватель. Гостиницу он оплатил еще накануне; позволив Лили себя проинструктировать, Северус оставил ключ на столе и вышел из отеля – мимо облупившейся стойки, за которой скучающий мальчишка-портье – как казалось ему, тайком – листал порножурнальчик.

Они выбрались из этой дыры, и вокруг забурлили машины; у многих людей явно был выходной. Довольные лица, смех, веселое оживление – все это составляло сюрреалистический контраст с умонастроением Северуса; словно его чувства отражались на лицах прохожих, как в гротескном кривом зеркале.

Он смотрел на Лили, не отрываясь, следил за тем, чтобы она не удалялась от него дальше, чем на расстояние вытянутой руки. Если она притормаживала, чтобы пропустить мимо топочущую толпу с покупками, он останавливался тоже; если она обходила велопарковку, автобусную остановку или какое-то дорожное препятствие – Северус огибал его с другой стороны и встречался с ней снова. Первым он прикосновения не инициировал, но она то и дело брала его за руку – он не возражал, хотя лондонские краски и звуки становились от этого еще более причудливо-яркими.

Они кружили по закоулкам Брикстона, пока не нашли тот просвет между кирпичных стен, который вывел их к пустырю. Как он и думал, там никого не было – сюда не доносились даже звуки городского транспорта.