Все это «великолепие» Ганин щедрой рукой «пересыпал» многочисленными алебастровыми бюстами мудрецов Греции и языческих богов, причем все изваяния он приказал выкрасить в телесный цвет… Там же, в саду, Егор Федорович воздвиг и памятник своей первой супруге (то-то ей, наверное, икалось на том свете!). Изваяние имело надпись: «Марш другу, любви и верности». Как это нужно было понимать? А Бог его знает! Ганин как-то не особо заботился о том, чтобы его выходки были понятны окружающим… Не забыл коллежский советник соорудить также две горы (древлянскую и поставленную в честь «парнасских милых дам») и поставить «молочницу с разбитым кувшином». А по праздникам в сад выносился говорящий попугай, обитавший в большой клетке. Птица, едва завидев хозяина, радостно орала на всю округу: «Дурак! Дурак!»
Вход на территорию необычного сада был свободным для всех желающих. Об ограничении, сделанном хозяином, сообщала табличка, которая висела при входе: «Для добрых, честных и правдивых и без собак». Вообще, надписей в саду хватало. Например, на фронтоне беседки имелось «глубокомысленное» изречение: «Незачем далеко, и здесь хорошо». А на большой зеленой доске красовалось посвященное самому Ганину четверостишие:
Стоило пройти немного дальше, как на глаза попадалась доска красного цвета. На ней серебряными буквами было написано:
Егор Федорович завел специальную книгу, в которую вносил фамилии посетителей своего сада. Его интересовали, в частности, лица, имевшие чин от пятого класса и выше. Описание «кунсткамеры», принадлежавшей коллежскому советнику, неоднократно мелькало на страницах журнала «Благонамеренный». Издававший его А. Е. Измайлов не мог удержаться, чтоб не пройтись по поводу такого собрания «изяществ», и поэтому опубликовал юмористическое стихотворение, в котором обрисовал увиденное со своей точки зрения.
О том, что Ганин горазд отчебучивать всяческие нестандартные номера, знали все. И тем не менее, общественность каждый раз вполне искренне удивлялась изобретательности ума развеселого купца. Пожалуй, только ему могли прийти в голову такие способы веселить народ, о которых речь пойдет ниже. Он умел, слегка задевая самолюбие жертв шутки и порой вгоняя их в краску, не переступать некоей незримой черты, за которой кончался собственно розыгрыш и начиналось оскорбление. Видимо, поэтому даже то, что на удочку Егора Федоровича время от времени попадались представители высшего света и даже члены августейшей семьи, легко сходило ему с рук.
Представьте себе: лето, великолепная погода, река… На яхте, в сопровождении гвардейского экипажа, проплывает будущий император Александр I. Над Невой разносятся звуки роговой музыки Нарышкина… В общем, тишь, гладь и Божья благодать. И тут… Цесаревич, разглядывая изменяющийся окрестный пейзаж, внезапно узрел на берегу некую деталь, резко диссонирующую с общим благолепием и торжественным величием. Говоря проще, пред ясными очами Александра Павловича предстала большая компания, отдыхавшая на травке в абсолютно голом виде. Цесаревич, понятно, возмутился, сочтя себя оскорбленным в лучших чувствах. Он тут, понимаете ли, гулять изволит, а какие-то мужики (явно не шибко трезвые, а то на такой бы конфуз не пошли!) с настроения сбивают. Скорее всего, это гости Ганина, упившись без меры, прохлаждаются; и Александр Павлович спешно отрядил на берег своего адъютанта – порядок наводить.
Каково же было удивление посланного, когда он прибыл на берег! Решительный адъютант, собиравшийся в два счета разогнать неприличную компанию, обнаружил, что «гости», выбравшиеся голышом на всеобщее обозрение, – это… алебастровые статуи «под античность»! Просто Ганин, любивший шокировать публику, удачно пошутил, отдав приказ покрасить изваяния в светло-розовый цвет, напоминающий незагорелую кожу…
Цесаревич тоже оказался не лишен чувства юмора. Инцидент был исчерпан, высочайшие особы от души посмеялись выходке купца, обладавшего столь буйной фантазией, однако решили позаботиться о нравственном облике прочих петербуржцев. Чтобы оригинальные статуи впредь не смущали случайных зрителей и не наводили их на неприличные мысли, тогдашний обер-полицмейстер приказал своей команде спешно выбелить алебастровые фигуры, приведя их тем самым в изначальный вид. Что говорила по поводу шутки Егора Федоровича бригада маляров поневоле – науке не известно…