«Начиная с 11 сентября, до 90.000 писем в день продолжают приходить на адрес Всемирного Торгового Центра, которого больше нет, и людям, которые погибли и не могут получить их. Кроме этого, есть волна писем от сочувствующих со всей страны и мира: письма, адресованные «Пострадавшим», «В любой департамент полиции» и «Полицейским собакам с места трагедии». В некоторых из писем — деньги, еда, даже печенье для собак, которых использовали для поиска уцелевших под обломками».
Смешение почты Всемирного Торгового Центра и почты погибшим — сущее бедствие для Почтовой Службы США, которая обслуживала 616 отдельных компаний, расположенных в Центре, и чьи офисы после трагедии переместились в другие места.
Такой скачок от сюжета к смыслу был бы дешевым трюком, если бы автор не вернулся к сюжетной линии, к истории почтальона Эммы Торнтон. Журналист продолжает: «Ее маршрут в Северную башню превратился в маршрут в небольшую каморку шесть-на-шесть… окруженную высокими металлическими полками с кармашками».
Ломаная линия — это гибкий подход. Журналист может начать с повествования и перейти к объяснению, или начать с репортажа, а затем проиллюстрировать факты примером. В любом случае, легкое раскачивание вперед-назад работает как часы.
Практикум
1. Перечитайте некоторые из Ваших последних работ. Попробуйте подобрать статью, которая выиграла бы от техники ломаной линии.
2. Почитайте репортажи корреспондентов центральных изданий. Ищите интересные примеры абзацев-ответов на вопрос «И что из этого?» и переходы от репортажа к повествованию.
3. Когда пересматриваете свои работы, ищите примеры, где вы пишете абзац, в котором раскрываете смысл статьи. Обратите внимание, что следует за таким абзацем-сутью. Возвращаетесь ли Вы обратно к сюжетной линии или это дешевый трюк?
№ 41: Рентгеновское чтение
Чтение чужих работ может помочь Вам писать лучше. Читайте ради формы и содержания.
К третьему классу я понял, что я хороший читатель. Моя преподавательница, мисс Келли, сказала мне об этом. Ее потрясло, что я распознал слово «гигантский» в истории о мальчишке Дэви Крокете, который убил «гигантского медведя». Почему, тогда, у меня ушло еще двадцать лет на то, чтобы возомнить, что я писатель?
Возможно, это связано с тем, что мы учим других и учимся сами чтению как общедоступному навыку, необходимому для образования, получения профессии и гражданства, а писательство — это уже высокое искусство. Каждый должен читать, говорим мы, но писать должны лишь те, у кого есть талант.
Одно мы знаем наверняка. Писатели читают и ради формы, и ради содержания. Если собирать пазл, картинка на обложке вам поможет; если попытаться приготовить новое блюдо, полезно сначала увидеть его на фотографии. Если Вы плотник, нужно разбираться, в чем отличие книжного шкафа от буфета. Писатель должен задать себе вопрос: «Что я хочу построить?» а затем: «Какие инструменты мне для этого нужны?»
В литературоведении, слово «жанр» обозначает форму повествования. По словам специалиста по чтению Франка Смита [Frank Smith], читатель постигает не только грамматику языка, но и грамматику изложения. Дети осваивают формы повествования еще в раннем возрасте. Если они слышат «жили-были», они ждут сказку.
Если я собираюсь написать что-нибудь значительное, я начинаю с чтения. Конечно, я читаю ради содержания. Если я пишу об антисемитизме, я читаю мемуары о Холокосте. Если я пишу о СПИДе, я читаю биомедицинские тексты и человеческие истории об этой болезни. Если я пишу о Второй мировой войне, я читаю журналы 1940-х годов. Поэтому, в любом случае, читайте ради содержания.
Но не забывайте и о форме. Если хотите писать лучшие подписи к фотографиям, читайте старые выпуски журнала «Time». Если хотите научиться объяснять, почитайте хорошую кулинарную книгу. Если хотите писать интересные заголовки, читайте бульварную прессу. Если хотите писать остроумные короткие заметки, читайте рубрику «Разговоры в городе» в журнале «The New Yorker».