4ec756ed4b403cd2f45a6d0b297e3a21

Я растерянно приподняла плечи. Улыбка сползла с лица, губы разомкнулись, будто знали ответ, но сказать мне было нечего. Глупо, очень глупо с моей стороны. А Джай, будто в насмешку, сузил глаза и презрительно искривил рот.

— Я не знаю, что дальше, — изворачиваться не было смысла. Пальцы пробежались по холодным оковам. — Я хотела это снять, но мне не позволили. Ты хотел убить дона Вильхельмо, и они…

— И они думают, что я сверну тебе шею, — продолжил он за меня. — Хотел бы убить — оковы не стали бы помехой.

Я вздохнула.

— Они наказывают не тебя, поверь. Они наказывают меня.

— Да что ты говоришь! — он злобно потряс передо мной цепями. — А это почему-то на моих руках.

Его слова отдавали горечью, но разве была в его положении моя вина?

— Я здесь ни при чем.

— Ну разумеется, — его слова сочились ядом и жгли больно, словно соком ядовитого плюща. — Ты ни при чем. Ты добрая хозяйка. Ты не бьешь плетью. Твои руки нежны. Твои слова ласковы. Но какой от этого толк? Я все еще в клетке, все еще в цепях, и с меня снова спустили шкуру.

Обида наполнила глаза слезами. Но Джай продолжал стегать меня словами, будто хлыстом:

— А может, тебе просто нравится меня ощупывать? — губы Джая искривились в злой гримасе. — И для этого Хорхе так расстарался надо мной?

Я задохнулась от такой наглости.

— Как ты можешь? Я заботилась о тебе! Я спасла тебя от смерти! Я хотела тебя вылечить! Я дала тебе свободу! И как ты ею распорядился?!

— Свободу! — он шагнул ближе, звякнув цепями, и я испуганно отступила. — Мне любопытно: ты и правда верила, что это возможно? Или тебе просто нравится выглядеть спасительницей в собственных глазах?

Вот теперь совсем не хотелось делать для него что-то хорошее. Пусть сам себя спасает, сам лечит и сам о себе заботится.

Не ответив ни слова, я стрелой вылетела из его комнаты, хлопнула дверью, упала на кровать, уткнулась лицом в подушку и зарыдала.

Но даже забыться в слезах было непросто: Джай, подобно раненому волку, ходил по своей комнате из угла в угол и гремел кандалами. Дождавшись, пока удушающие спазмы утихнут, я вытерла мокрое лицо, взяла корзину с шитьем и вышла наружу. Лучше уж сидеть в саду, вдыхая аромат цветов и наслаждаясь щебетом птиц, чем слушать метания загнанного зверя.

Шаг, еще один, и еще. Семь шагов в одну сторону и семь в обратную. Морщусь от боли: констебли били добротно, со знанием дела. Ничего не сломано, но ощущения — будто внутри месиво из мяса и костей. Спасибо, что нос и зубы остались целы.

Хорхе со своей плетью — мальчишка против них. Разодранная на спине кожа горит огнем, но это всего лишь плеть, и даже без мелких зазубрин на конце, как у Вильхельмо.

Вильхельмо, чертов ублюдок. Как же я сплоховал? Дни безделья в клетке у девчонки плохо сказались на реакциях тела. Его телохранители оказались проворней.

А теперь снова клетка.

Когда же я сдохну? Эй вы, там, в гребаном пекле, кто из вас должен был закончить мои дни на земле? Вы там упились до беспамятства, что ли?

И снова семь шагов, упираюсь лбом в стену. В подземелье было хотя бы прохладно, а тут даже стены нагреты, как в преисподней. Проклятый юг, провалился бы ты.

Дергаю плечом и замираю от злобных укусов боли: храбрись-не храбрись, а спине приходится несладко. Может, и зря прогнал девчонку. Сейчас бы лежал на постели мордой вниз, а ее пальцы прикасались бы к спине. Она всегда делает это так, словно дразнит.

И зачем сорвал на ней злость? Будто это она толкала меня к ублюдку Вильхельмо.

Семь шагов. Пальцы сжимают раскаленные солнцем прутья решетки. На левой руке безымянный и мизинец распухли и плохо сгибаются — не сломаны ли?

Слезы в ее глазах раздражают до одури. Борец за свободу, пекло ее дери. Да она хуже всех их вместе взятых. Те хотя бы не притворяются добренькими, а сразу показывают свое нутро. Не дают гребаной надежды. Надежды на то, чему не суждено сбыться.

Та, другая, тоже притворялась ласковой. Содрогаюсь, вспоминая: прикованный и беспомощный, лежу на столе. Тонкие пальцы гладят соски, ласкают, возбуждают. А затем протыкают кожу насквозь длинными острыми спицами, раскаленными на огне. Корчусь от боли, а она умащивает член липкой гадостью, которая жжется и заставляет пульсировать кровь. Хочешь-не хочешь, а затвердеет. Садится сверху, как на жеребца, и натягивает цепи, перекрывая дыхание и вышибая из меня дух.

Трясу головой, прогоняю видение. Нет, больше нет.

Эта на нее не похожа. Совсем еще девчонка.

Тепло рук в холодном подземелье. Прикосновения пальцев, от которых хочется стонать и просить не останавливаться.

Зачем наорал на нее? Наивная дурочка. Может, она и правда верила, что я отправлюсь на север. Вот только меня там не ждут.

Семь шагов до стены, пальцы царапают теплую известь. Эта клетка сведет меня с ума. Беру правее, ладонь скользит по дереву, толкаю дверь. Не заперто.

Госпожи нет. Нет уже долго. Кровать убрана, а я стою и пялюсь на нее, как безумец, увидевший призрака.

Зачем прогнал? Ласковые пальцы на моих плечах. Сейчас бы спину не жгло адским огнем.

Купальня свободна — резвись, сколько хочешь. Вот только в кандалах не очень-то и поплещешься.