4ec756ed4b403cd2f45a6d0b297e3a21

— Разве я похож на глупца, Вепрь? Даже не будь нашего уговора, я бы дрался в следующей схватке не на жизнь, а на смерть. После полугода пекла меня будто поселили в райских садах, кто в здравом уме откажется от такого?

Его ответ нравится мне, и я дружески хлопаю его по плечу. И тут же крепко стискиваю на нем пальцы, подчеркивая серьезность момента.

— На Арене случиться может всякое. Между нами должен быть уговор: если кто-либо проиграет, наше великое дело не погибнет. Тот, кто останется в поместье Адальяро, обязан продолжить борьбу как лидер. Что до проигравшего… куда бы ни забросил нас злой рок, мы будем искать себе союзников среди рабов и нести весть о грядущей свободе там, где окажемся. Но нести со всей осторожностью: о великой битве не должны узнать неправильные люди.

— Само собой. Но мы не проиграем, если сами выберем себе противников, — резонно замечает Хаб-Ариф.

— Согласен. У тебя есть на примете подходящие люди?

Некоторое время мы со Зверем обсуждаем бойцов, о которых нам хоть что-либо известно. Вскоре список одобрен нами обоими, об остальном позаботится случай и госпожа удача.

Я готов уходить, пожелав побратиму спокойного отдыха перед боем, когда слух улавливает слабый звук — будто кто-то несмело скребется в дверь. Невольно замираю, ожидая опасности, но вдруг замечаю на себе быстрый взгляд халиссийца. Дернув ртом, распахиваю дверь и вижу ошеломленные глаза Лей, которая явно не ожидала увидеть на пороге меня.

— Я… мне велели… Ничего, зайду позже, — спохватывается она и делает вид, будто в самом деле пришла с поручением.

Девица тихо затворяет дверь, а я слегка поворачиваю голову, искоса смотрю на Зверя. Напряженная поза и вызов в темных глазах говорят сами за себя: халиссиец готов обороняться. Пожимаю плечами и бросаю небрежно:

— Твои забавы меня не касаются, если девушка приходит по доброй воле. Но помни, что тебе надо беречь силы перед боем.

— Я сытно ел, вдоволь отдыхал и спокойно спал всю неделю. Теперь моих сил достанет и на то, чтобы победить в бою тебя, Вепрь.

Его упрямство мне нравится, но вместе с тем и тревожит.

— Женщина не должна встать между тобой и борьбой за свободу.

— Ты недооцениваешь женщин, — хитро усмехается Зверь. — Быть может, именно они могут осветить путь к свободе.

В раздумьях кусаю губу. Никогда бы не подумал, что в этом устрашающем, смертоносном теле кроется столь возвышенный дух. Вот только насмешка в его оскале мне не нравится. Неужели Лей успела разболтать халиссийцу о нашем с ней маленьком недоразумении? Так или иначе, слова Зверя почему-то задевают меня, и я поспешно ищу подходящий ответ, чтобы остудить его пыл.

— Ты помнишь, что дети, рожденные в рабстве, не принадлежат своим родителям?

Самодовольная улыбка сползает с татуированного лица, придавая ему еще большее сходство с хищником.

— Я не безусый юнец и не нуждаюсь в опеке, — цедит Зверь сквозь зубы. — С женщиной я как-нибудь разберусь сам.

Мне больше нечего сказать в ответ. Молча выхожу из комнаты побратима в коридор. Безлюдно и пусто, лишь в самом конце, у лестницы, подпирает стены ночная смена телохранителей. Впрочем, я знаю, где теперь живут девушки.

Уверенно стучу в дверь, и вскоре мне открывает встрепанная Сай — уже без чепца, переодетая ко сну.

— Твоя подруга здесь?

— Э-э-э… — теряется рабыня, роняя взгляд в пол.

— Оставь нас ненадолго.

Лей делает вид, что поправляет постель, но, когда мы остаемся одни, воинственно вскидывает подбородок. Еще немного — и испепелит меня глазами. Невольно усмехаюсь: как они со Зверем похожи! Еще никто не нападает, а они уже готовы к бою.

— Зачем пришел?

— О чем ты ему разболтала? — спрашиваю без обиняков, сводя угрожающе брови.

— Ни о чем, — глаза лгуньи скрываются за веером черных ресниц.

Подхожу ближе, хватаю за локоть. Руки девицы приятно пахнут чистотой и ароматными притираниями. Невольно узнаю знакомые нотки: по вечерам так пахнет от Вель.

— Пусти!

Злая, как дикая кошка, свободной рукой царапает мне запястье. Еще немного — и вцепится зубами в горло.

— Если сболтнула хоть слово о госпоже…

— Дурак! О госпоже я не стала бы болтать даже перед ликом Творца! — шипит мне в лицо, разъяренная, гневная.

Почему-то я верю. Ослабляю хватку, и она выдергивает локоть из моей руки.

— Ничего я не болтала, — повторяет она уже не так злобно. — Он спросил, свободно ли мое сердце и не перейдет ли дорогу такой, как он, такому, как ты. Ну, перед тем как…

— Я понял. И что ты ответила?

— Ответила, что такой, как ты, ищет радость не в женских объятиях, а в том, чтобы почесать кулаки о чьи-то ребра. Достаточно взглянуть на твою спину…

— Довольно. Пусть впредь так и будет. И помни: если хотя бы полслова сболтнешь о госпоже, твой язык разучится сплетничать навеки.

Злится снова и хмурит красивые брови, но меня ее злость не заботит. На кону слишком многое, чтобы все разрушила глупая женщина.

— Смотри, как бы ты не лишился своего! — огрызается мне в спину, но я уже не слушаю, выхожу из комнаты рабынь и киваю Сай.

Наконец-то остаюсь один и запираю свою конуру изнутри.