48 минут. Осколки

Запихав все обратно, закрываю кошелек и на дне сумки нашупываю студенческую карту.

– Виола Элизабет Максфилд, – читаю я свое имя. Впервые. Мне двадцать один год. Мой день рождения пятого ноября.

Я изучаю фотографию, запечатанную штампом. Моя ли она? Скорее всего, да, но осознание того, что я не знаю, как выгляжу, и мои ли это документы, врывается в голову вихрем вопросов, принося новую порцию боли. Я закрываю глаза, пытаясь справиться с подступающей паникой. Опираюсь рукой на туалетную створку и делаю несколько глубоких вдохов.

Внезапно дверь уборной открывается, и я вваливаюсь внутрь, потеряв равновесие. Чьи-то руки ловят меня прежде, чем успеваю растянуться на мокром грязном полу. Внутри отвратительно пахнет, и я, поморщившись, отворачиваюсь, но цепкие пальцы продолжают крепко меня удерживать.

– Неужели нельзя смотреть под ноги? – цедит незнакомец сквозь зубы.

Он явно не в настроении.

Я поднимаю взгляд. Никогда не видела таких необычных глаз, лукаво притягательных и пугающих одновременно. Словно кто-то бросил тлеющий уголь в лед. Даже в тусклом свете туалетной лампы я могу разглядеть, как резко голубой цвет контрастирует с темным ободком радужки и черными волосами, неравномерными прядями спадающими на лицо.

Встаю, пытаясь сделать шаг внутрь, но дверь в уборную настолько узкая, что двоим взрослым людям не удается никак развернуться. Он не может выйти, а я не могу войти.

– Может, выпустишь сначала? – небрежно бросает парень.

И в этот момент я замечаю, что в его нижней губе, слева и справа, поблескивают серебряные кольца. Поджав губы, останавливаю взгляд на стоптанных ботинках с небрежно обмотанными вокруг щиколоток шнурками и потертых джинсах. Как у бродяги.

Незнакомец сжимает мои предплечья, пытаясь меня переставить, но я сбрасываю его руки и проговариваю по слогам:

– Не прикасайся.

А потом отталкиваю от себя, желая поскорее отделаться. Кажется, он мечтает о том же. Разглядывает пару секунд, а затем проталкивается через дверь, намеренно задев по пути.

– Эй, аккуратнее! – вырывается невольно.

Парень, не оборачиваясь, бросает:

– Таким, как ты, следует летать самолетом.

Наивно было полагать, что «такой, как он» промолчит, но выяснять отношения у меня нет времени. Я закрываю дверь, прислоняюсь к ней спиной, медленно вдыхаю еще раз, поморщившись от царящего внутри запаха, и вглядываюсь в собственное отражение – отражение Виолы Максфилд.

Рыжая. Еще и в веснушках. Не просто парочка на носу, как у героинь мультфильмов, их так много, как звезд в галактике. Я пялюсь на незнакомую пару глаз, растерянно глядящих из-под накрашенных ресниц. Дотрагиваюсь до своих волос, пропуская их сквозь пальцы, словно тонкие медные нити. Девушка в отражении делает тоже самое.

– Вот же мы с тобой попали, – шепчу я, соединяя в одно целое незнакомый голос с таким же незнакомым лицом.

Рыжая смотрит в ответ испуганно.

Чем дольше я разглядываю ее – себя, тем сильнее сковывает внутри липкий, скользкий страх. Я не знаю, что делать дальше. Где искать помощь? И кто мне, вообще, поверит? Лихорадочно перебираю в уме варианты, что могло произойти, но ничего действительно разумного не нахожу. Я упала и ударилась головой? Но ни в волосах, ни на лице нет ссадин или следов крови. Приняла какой-то наркотик? А могла ли? Сомневаюсь. Не знаю, какой была та Виола, что, широко распахнув глаза, глядит на меня из зеркала, но я бы никогда не стала глотать запрещенные препараты.

Смотрю на свое отражение несколько минут, задумавшись, пока не подскакиваю от гулких ударов, разносящихся металлическим дребезжанием по кабинке. Кто-то требовательно барабанит кулаком по двери, и я открываю защелку.

– Виола, – моя незнакомая-знакомая заглядывает внутрь, – я уже боялась, что с тобой что-то случилось. Вдруг опять стало плохо.

Женщина обнимает меня за плечи, и я не сопротивляюсь. Удивляюсь своей покорности, но рядом с кем-то, кому небезразлична, чувствую себя спокойнее.

Она ведет меня куда-то, рассказывая о том, как в поездах ее обычно укачивает. Я чувствую аромат лекарств – травяной и немного горький, по-больничному неприятный, но зато прекрасно перебивающий запах общественной уборной. Уже за это он мне нравится.

Женщина – а ведь я до сих пор не знаю ее имени – шагает вперед, не глядя по сторонам.

– Пришли, – вдруг говорит она, остановившись, и, подняв с кресла сумку, принимается запихивать ее наверх. Я осматриваюсь. Свободных мест три. На столе между сиденьями – стаканчик из Старбакс с именем Мария. Видимо так эту женщину зовут. У стенки парень с русыми, коротко стриженными волосами, глубоко задумавшись, глядит в окно. Я сажусь напротив, но только успеваю поднять глаза, как натыкаюсь на недоуменный взгляд.

– Милая, это ведь мое место, – лепечет попутчица. – Твое рядом с женихом.