48 минут, чтобы забыть. Интенция

Торговец лениво и хмуро поднял на меня глаза и медленно развернулся, принявшись вытаскивать еще пахнущие типографской краской номера, а я замер как вкопанный, несколько мгновений боясь даже моргнуть, потому что с первых страниц Times и Guardian крупные буквы кричали: «В Лондоне застрелен финансовый директор нефтяной компании. Скотланд-Ярд подчеркнул: убийство носило заказной характер».

***

Солнце медленно закатывалось за линию домов на западе, заливало бетонный пол крыши, выкрашивая его желтым, но не грело. Как обычно, в общем-то. У меня все еще гудела голова, словно после пьянки, так что пришлось потереть глаза и несколько раз моргнуть, чтобы восстановить четкость зрения.

Если раньше я считал, что ниже падать некуда, оказалось, это еще не дно. Моя жизнь —бездонный колодец. Тёмный и пустой.

В Лондоне установлено более шестисот тысяч камер, рекордное количество по всей Европе. А значит, любой человек, появившийся в городе, попадет в объектив минимум триста раз. Я крутил в голове произошедшие события, и все сходилось. Если власти вдруг выйдут на мой след, они даже гипнозом не смогут правду вытянуть, не говоря уже о том, что Эдмундс и так научил молчать под любыми допросами.

Составило бы проблему сосчитать, сколько раз я глядел на ее окно, брал в руки мобильный, занося палец над именем, и тут же выключал, так и не набравшись смелости. Я готов был сорваться и исходить всю крышу вдоль и поперек, но боялся пошевелиться даже, продолжая гипнотизировать створку ее спальни, которая так и оставалась наглухо закрытой.

Может, и к лучшему.

За спиной раздался скрип двери, и если бы я не знал эту легкую поступь, то однозначно бы обернулся. Джейсон Скотт, или Ирландец, как мы между собой его называли раньше, сел рядом на короб воздуховода, вытянул перед собой длинные ноги и скрестил их. Странно было сидеть с ним так, ведь мы никогда не были близки, хотя и попали в Коракс в один день. Хотя что странного, у меня был Тай.

Щёлкнула зажигалка. Джейсон бросил между нами куртку из грубой кожи, сверху пачку сигарет и выпустил в перегоревший закат облако серого дыма.

— Советую тебе прекратить это.

Я прищурился, посмотрел на Скотта, который снова затянулся, стряхнул пепел и продолжил втыкать в пустоту.

— Что прекратить?

— Лазить в чужие окна, — спокойно ответил он.

В лаборатории включились кондиционеры, спину обдало теплым воздухом, и от перемены температуры окатило мурашками. Джейсон хмыкнул в ответ на мое удивленное молчание и добавил:

— В этом проклятом здании только два человека не спят по ночам. — Он слегка повернул голову в мою сторону и улыбнулся. Жутко. Его оскал всегда был словно знак «Не приближаться», но хуже всего, что я понимал эту усмешку и мог в точности ее скопировать, зная, что за ней — десятки жизней, сотни выкуренных пачек сигарет и тысячи бессонниц, медленно отравляющих изнутри мыслями, похлеще любого ботулотоксина. — Кстати, я забил это место первым. Еще года три назад, — добавил он.

Сигарета догорела до фильтра. Скотт затушил ее о парапет и бросил вниз, где окурок тут же исчез, подхваченный ветром. Больше он ни о чем не спрашивал.

Окно на третьем этаже с занавеской цвета выстиранной пыли по-прежнему было наглухо закрыто.

Я откинулся назад, упираясь руками в прохладный бетон, и запрокинул голову, глядя в небо, впервые в жизни задаваясь вопросом: смотрит ли на меня сейчас мать?

Надеюсь, нет.

Не хотел бы я, чтоб она узнала, в кого я превратился и за какие выдающиеся «лидерские качества» меня так стремительно повысили.

Нет, она не стала бы кричать, не дала бы, как отец, затрещину. Она бы, заперевшись в мастерской, тихо плакала, закрыв лицо тонкими ладонями. У нее были длинные пальцы. Как у меня.

— Сочувствую, что твои друзья теперь тоже в этом дерьме.

Джейсон достал еще одну сигарету, стиснул фильтр зубами и, не поворачиваясь в мою сторону, протянул пачку.

— Посадишь дыхалку к чертовой матери, — ответил я. Он снова щелкнул зажигалкой:

— Что за козел сказал?

— Минздав вроде.

— Он много чуши болтает.

Фильтр его сигареты был зажат между пальцами, и сизый дым медленно вился вверх.

— Вот скажи, Лавант, какова вероятность обычного человека внезапно сдохнуть? Попасть под машину, с крыши вниз сигануть?

Я пожал плечами.

— Плевать какая, Ник. Важно лишь то, что в нашем случае она в сраную сотню раз выше. Кто знает, что я завтра не подставлюсь под пулю, а? Надо жить сейчас. Да и нахрена нам тогда эта сраная регенерация? — рассмеялся он, и хохот его был похож на лай раненой псины.

Из меня невольно вырвался смешок. В его улично-философском монологе было что-то Шекспировское. Бредовое, но по сути верное.

— А знаешь, что самое страшное в нашей жизни, Ник?

Наконец мы встретились взглядами. Сигарета в его руке тлела. Он уставился на меня своими цепкими ледяными глазами и произнес сквозь стиснутые зубы:

— Ее нет.