Ночь же отпирала дверь, которую никто не решался окончательно захлопнуть. Распахнутая створка окна превратилась в негласный сигнал «Ты мне нужен». Я знал, что каждый раз, когда пересеку ее подоконник, ведь её окно располагалось возле пожарной лестницы, она по привычке спросит: «Зачем ты пришел?» А я, как обычно, отвечу: «Ты позвала», чтобы услышать хрупкое: «Наверное, не стоило». И я кивну, но все равно пристроюсь рядом, положив голову на ее колени.
Ночью ее голос тихий, вкрадчивый. «Темнота — это время, когда слова сами вырываются гулять на свободу», говорит Ви, хотя знает, как бы далеко она не «гуляла», все равно наткнется на невидимую стену, дальше которой вход воспрещен. Путь загорожен, оцеплен желтыми лентами, предупреждающими: «Не приближаться!».
Но она будет пытаться, раз за разом крошечными шажками ступая на хрупкую, словно лед, территорию и, пропуская мои волосы сквозь пальцы, опять спросит:
— Расскажи о своей семье, Ник.
— Помнишь ли ты друзей детства, Ник?
— Поднимался ли ты над кронами деревьев в Кью Гарденс[9], Ник?
И снова одно и тоже. Вопросы, на которые у меня не будет для нее ответа.
Виола посоветует завести огромный дневник и записывать в него всё, что я вдруг вспомню. Я промолчу, что у меня уже есть один, но пообещаю над этим подумать. А потом она мечтательно добавит, что когда-нибудь все это закончится, и мы будем сидеть в Гайд парке, пить черный кофе и болтать о чем-то глупом и несущественном.
Я отвечу, что у нас так никогда не получится.
Романтика не для нас, скажет она.
Определенно не для нас.
Ближе к двум часам Ви начнет засыпать, и тогда я аккуратно встану, стараясь ее не потревожить, и она еле слышно спросит: «Ты же придешь завтра?» А я, как обычно, отвечу: «Наверное, не стоит», прекрасно осознавая: пока она просит, не смогу отказать. Виола кивнет, соглашаясь, и тихо добавит: «Что ты напишешь в дневнике сегодня, Ник?»
Бросив взгляд на левый угол, в который Скотт загнал Арта, я проглотил горькую слюну и понял: сегодня я напишу о том, что никогда не видел большего лжеца, чем я сам.
Происходящее на ринге уже больше смахивало на драку, чем на тренировочный бой. По залу пронеслось шумное гудение. Скотт поймал мой взгляд, словно еще раз спрашивая разрешения, и я кивнул. В следующий момент он резко подался в сторону, блокируя кулак Арта, вывернул ему руку и с силой рубанул в грудную клетку. Что-то хрустнуло.
Толпа внезапно умолкла. Арт упал спиной на канаты, принявшись рвано задыхаться.
— Твою мать, он что, сдурел? — заорал Шон. Он не знал, что Скотт ударил только в половину своих возможностей. Приложись он чуть сильнее, Арт бы не поднялся с матов. Сейчас у него сломана лишь пара ребер.
— Отведите его в медчасть, — закричал кто-то.
До боли выпрямив спину, я посмотрел на то место, откуда только что вынесли моего лучшего друга, и перевел взгляд на Скотта. Он перешагнул через канаты, по привычке откинув светлые волосы назад. Арт рассек ему бровь, а на скуле начал вспухать ушиб. На модифицированном агенте Коракса такая мелочь заживет за шесть часов. А вот Кавано придется в госпитале поваляться.
— Спасибо, — поблагодарил я одними глазами. Его взгляд ответил: «Я знаю, и ты знаешь, что это не спасение». И он был прав.
Скотт накинул полотенце на плечи и молча покинул зал. Я вышел следом, достал из кармана телефон и написал Джессу короткое сообщение: «Ищи взломщика среди парней из других лабораторий. Кавано не едет. Травма на тренировке».
***
— Хорошо, сэр. Да, сэр, — ответил я полковнику в трубку.
Виола усмехнулась, скорчив серьезное лицо. Я же еще раз скользнул взглядом по площади. Опрометчивый поступок — заявиться в центр города в воскресенье вечером, но я не смог ей отказать, впервые нарушив данное самому себе обещание защищать ее любой ценой. Даже от самого себя.
И да, мы все еще оставались просто друзьями.
С тех пор, как в моей жизни появилась Виола, даже царящий на улице вечерний шум казался мне слишком подозрительным. Эта осторожность так и норовила перетечь в паранойю, потому что, находясь с ней рядом, я едва ли не каждую секунду ожидал неминуемой расплаты.
— В понедельник утром буду! Да, сэр!
— Когда ты так говоришь, то до невозможности становишься похож на собственного брата, — подразнила она.
Зажав телефон плечом, я прислонил палец к губам, и Ви, улыбнувшись, изобразила будто застегивает рот на молнию. Пару раз прошлась кругом, забрала из моих рук картонный стакан с кофе и сделала глоток — оказалось, мы любим одинаковый, без грамма сахара, — и, запястьем почесав кончик носа, одними губами произнесла: «Спасибо».