48 минут, чтобы забыть. Фантом

— Первое, что стоит усвоить, когда рядом враг — не показывай своего присутствия. Спрячь Эхо так глубоко, как будто его не существует вовсе, — говорит Рейвен, прохаживаясь вдоль края сцены черной тенью. Она где-то откопала кожаный плащ, и от каждого шага он развевается за спиной, как у героев старых американских комиксов. Судя по тому, как девушка обхватывает себя руками, эпатажа от него больше, чем тепла. — Точно также, как ни звука не должно сорваться с губ, ни одна мысль не должна улизнуть из ваших дурных голов.

Я сосредотачиваю внимание на перекладине над сценой, чтобы очистить разум, хотя от этих тренировок хочется выть в голос. Пока Ник шел на поправку, мы занимались с Рейвен по несколько часов в день, раз за разом повторяя простейшие действия. Но только у меня одной ничего не получалось.

— Ты сдаешься? — каждый раз спрашивала она, подкрепляя свои слова парочкой упрёков вроде «Папочка тобой будет недоволен» или «Может, оно у тебя глухо-немое?» К концу занятия казалось, ни ее, ни моего терпения не хватит больше ни на минуту; я молилась, чтобы эта пытка окончилась, но пересидеть ее из принципа не вышло ни разу.

— Легко ей говорить, — наклонившись, шепчет Шон. — Только я разберусь, как этот механизм устроен, тут же появляется еще какая-нибудь аномальная ерунда, и снова ничего не ясно. — Эй, не спи! — толкает он коленом Артура, который растекся по креслу, наполовину с него сполз, откинув голову на мягкую спинку.

«Легко вам говорить, — думаю я, вжимаясь в сиденье между мужских плеч. Иногда сидеть рядом с крупными парнями на руку. Особенно, когда вокруг холод собачий. — У вас хоть какие-то результаты, не говоря уже про Ника, чье Эхо настолько живое, что его можно чуть ли не руками пощупать, погладить как послушного пса по холке за то, что таскает хозяйке тапочки. У меня же оно либо отсутствует вовсе, но это не так — я убедилась лично, либо находится в анабиозном состоянии и разбудить его можно разве что выстрелом из пушки».

— Расскажи этим недотепам, каким громким было их присутствие в лаборатории в тот раз, — просит девушку Джесс.

Рейвен садится на край сцены, совсем не по-дамски широко разводя ноги в стороны и медленно выдыхает: — Катастрофически. И то еще будет преуменьшением, — говорит она. — Даже если вы умеете драться лучше всех на побережье, это вас не спасет. Коракс заявится сюда в таком количестве, что не отобьетесь, а значит, уйти без потерь можно только грамотно координируя действия и скрываясь. Этим и предлагаю заняться.

— Будем в прятки играть? — не отрывая затылка от обивки кресла, Арт поднимает вверх большой палец. — А говорили, что выросли из этого возраста.

Думаю, ему тоже порядком поднадоели тренировки.

— Можем поиграть в кошки-мышки, если тебе так больше нравится. Двое против трех, — предлагает девушка. — Только помните, Эхо ваш союзник и враг одновременно. Действуйте с умом.

Парни неохотно поднимаются со своих мест.

— Постойте, но я еще не умею связываться с ними, — вмешиваюсь я, тоже вставая. В эту минуту я как никогда четко осознаю, что ненавижу это идиотское Эхо больше всего в жизни, потому что в очередной раз меня выставляют за дверь.

— Значит, побудь здесь, — пожимает плечами девушка. — С Джессом. В безопасности.

Я стискиваю со всей силы подлокотник. Так, что аж белеют пальцы.

— Тогда парни против нас с Ником. Бегите, ну же! — кричит Рейвен, как обычно краткая в своих объяснениях. — Я даю вам фору, — а потом начинает обратный отсчет с десяти.

Наклонившись завязать ботинки, она медлит, давая новичкам поблажку, а может, настолько уверена в собственных силах, что даже не думает торопиться. Остальным ничего не остается, кроме как подчиниться.

Шон, подтянувшись на руках, влезает на сцену и исчезает за кулисами. Мы с Артом переглядываемся. Киваю ему идти, и он скрывается следом за другом, обернувшись напоследок.

Я гляжу на Ника, который замер, прислушиваясь и пытаясь поймать чужие вибрации. Едва заметная довольная улыбка играет на изогнутых губах, так что от одной этой ломаной линии вдруг сердце начинает стучаться в ребра, словно хочет их проломить. Но не от радости. Потому что адресована эта улыбка не мне, а стоящей напротив другой девушке.

На мгновение эти двое пресекаются взглядами, о чем-то негласно договариваясь, и мне хочется разбить что-то стеклянное с грохотом, только бы нарушить эту висящую между ними тишину и напряжение, что бьет осознанием собственной ненужности, показывая: ты здесь лишняя.

— Я хочу, чтобы ты научил меня слышать Эхо, — громко заявляю я.

Проходит секунда, другая, третья. Ник молчит, я все также стою рядом, скользя взглядом по его сжатым в тонкую линию губам и глазам, глядящим куда-то в сторону, но не на меня, а потом произносит: — Нет.

— Почему? — голос звучит на удивление твёрдо.

— Прости, принцесса, но у меня нет на это времени.

Незаметно вдохнув разлившуюся от его слов горечь, я заставляю выдавить из себя хрупкий смешок и улыбнуться так, будто мне не больно, будто его ответ совершенно меня не задел. Не знаю, откуда берется смелость, но я говорю: — Тогда я тоже играю.