– Пожалуйста, сударыня… Не отвлекайтесь. Какого пола ребенок?
– Девочка, ваша милость.
– Гм… девочка. Хорошо, очень хорошо! Сколько лет?
– Седьмой пошел, ваша милость!
– Так-так!.. Маленькая, слабенькая… две мили. Ну, конечно, устала, села и заснула. Мы ее найдем милях в двух отсюда. Зубы?
– Пять, ваша милость, шестой прорезывается.
– Хорошо, хорошо! Очень хорошо… (Дело в том, ребята, что он ведь обращает внимание на всякие пустяки, которые для другого ничего бы не значили…) В чулках, сударыня, в башмаках?
– И в том и в другом, ваша милость.
– В нитяных чулках и кожаных башмаках?
– В кожаных, ваша милость, с ластиком.
– Гм! С ластиком… Это усложняет дело… Но мы все-таки доберемся. Религия?
– Католичка, ваша милость.
– Очень хорошо. Отрежьте мне кусочек одеяла, пожалуйста… Благодарю вас… Гм, шерстяное, заграничной работы. Очень хорошо. Теперь кусочек какого-нибудь платьица… Благодарю вас… Чистый хлопок… Довольно поношено… Так-так, превосходно. Будьте добры, передайте мне немного пыли с пола… Очень, очень обязан! Благодарю вас! Великолепно! Теперь я знаю чего держаться!.. Видите, ребята, таким образом он соберет все вещественные доказательства, какие ему нужны. А что же он потом сделает? Потом он положит все эти доказательства перед собой на стол, сгруппирует их как следует и начнет изучать, бормоча про себя: «Девочка шести лет от роду, пять зубов и один прорезывается, католичка. Кожаные с ластиком – черт бы побрал этот ластик!» Ну, и так далее. Затем он взглянет на небо и начнет ерошить волосы, приговаривая: «Проклятый ластик, однако же, всему мешает!» Затем встанет и начнет перебирать пальцами, вот как сейчас, а затем улыбнется – тоже как сейчас – и, обращаясь к толпе, скажет: «Берите фонари и пойдем за ребенком к индейцу Билли. Да довольно двоих, остальные могут ложиться спать. Спокойной ночи, сударыня! Спокойной ночи, джентльмены!» Поклонится величественно, да и выйдет из таверны. Вот его стиль! Притом единственно правильный, научный, интеллектуальный. Дело кончено в течение каких-нибудь пятнадцати минут! Ни толпы, ни шатанья по кустам целыми часами, ни шума, ни крика – тихо, чинно, благородно и… быстро! Главное – быстро!
– Уж что и говорить! – сказал Хэм Сэндвич. – Но как вы его прекрасно изобразили, Фергюсон! И в книгах так не опишут. Клянусь богом – я точно вижу его перед собой! Не правда ли, ребята?
– Чего там! Чистая философия!
Фергюсон был очень польщен таким выражением общественного мнения насчет его талантов и сидел некоторое время молча, смакуя свой триумф. Затем с глубоким благоговением в голосе проговорил:
– Неужели и его создал Бог?
С минуту ответа не было, но потом Хэм Сэндвич почтительно ответил:
– Однозначно, но не за один присест.
VII
Вечером того же дня, часов около восьми, два человека неторопливо прогуливались неподалеку от хижины Флинта Бакнера. Это были Шерлок Холмс со своим племянником.
– Подождите-ка здесь, дядя, я сбегаю на минутку домой, – сказал Фетлок.
Затем он попросил у дяди спичек и, получив их, ушел, но почти тотчас же вернулся, и прогулка продолжалась по-прежнему.
Часам к девяти дядя с племянником вернулись к таверне. Проходя сквозь толпу, собравшуюся в бильярдной, чтобы взглянуть на великого человека, они были встречены восторженными криками, на которые Холмс ответил величественным поклоном, а его племянник – следующими словами:
– Дядя Шерлок очень занят, джентльмены, и просидит за работой до полуночи или до часу, но затем он выйдет сюда и надеется, что некоторые из вас не откажутся с ним выпить.
– Клянусь святым Георгом – настоящей герцог, ребята! – воскликнул Фергюсон.
– Да здравствует Шерлок Холмс, величайший из людей! Гип! Гип! Гип!..
– Ура! Ура! Ура! – рявкнули все присутствующие.
От этого возгласа все здание задрожало – так много чувства вложили «ребята» в свое восклицание. Наверху дядя обратился к племяннику с упреком:
– И на кой шут дали вы за меня такое обещание?
– Не хотите же вы потерять популярность, дядя? Если нет, то не шутите с рудокопами. Они вас обожают, но если вы откажетесь выпить с ними, то они сочтут вас за гордеца. А кроме того, вы сами говорили, что у вас хватит рассказов на целую ночь.
Дядя должен был признаться, что племянник прав. Тот был прав также, сделав мысленно заключение: «Дядя и все прочие станут свидетелями моего алиби, когда оно понадобится».
Часа три родственники проговорили о домашних делах, потом, около полуночи, Фетлок вышел на улицу и притаился в нескольких шагах от таверны. Через пять минут из нее вышел Флинт Бакнер и даже чуть не задел Фетлока.
– Попался! – прошептал мальчик. – Прощай, брат Флинт Бакнер, прощай навсегда! Ты назвал мою мать… ну уж все равно как – теперь мы поквитаемся. Ступай, ступай, друг! Пройдись в последний раз!
Посмотрев вослед уходящему Бакнеру, он вернулся в таверну. «Остается еще час, – подумал он. – Ради алиби проведем это время с ребятами».