45 историй

Он и сам чувствовал: с ним что-то происходит. Все чаще наваливается какая-то одурь, муть в сознании. По утрам, когда он пытался произнести у зеркала «чи–из», улыбка получалась жалкой.

«Да черт с ним, с этим чемоданом! — решил он однажды после бессонной ночи. — Схожу с ума из-за какого-то барахла». Но вечером снова, как на работу, ехал встречать рейс из Амстердама, ибо служащие Аэрофлота говорили, что ведут какие-то переговоры, обнадеживали…

Начались боли в пояснице. «Радикулит, что ли? Весь разваливаюсь. Надо бы пойти к мануалыцику, вообще сделать анализы», — подумал он как-то поздно вечером, подъехав к дому и не находя сил вылезти из машины.

Но он ничего не сделал. Проклятый чемодан не шел из головы.

И он сам удивился тому, что не испытал особой радости, когда через полтора месяца поездок в Шереметьево ему все же вручили пестрый от наклеек целехонький чемодан— запертый, затянутый ремнями. Оказалось, из-за какой-то путаницы чемодан сначала занесло в Тунис, а затем в Гаагу.

И от того, что подарки наконец были розданы, он тоже не испытал радости.

А еще через месяц он умер в онкоцентре от раковой опухоли в позвоночнике. Со множественными метастазами.

Он лежал в гробу на постаменте— высохший, желтый. И ни жене, ни коллегам–врачам, приехавшим в крематорий на похороны, в голову не могло прийти, отчего это он заболел скоротечным раком.

Три девицы под окном..

Было около семи вечера. Вот–вот они должны были подойти. Видимо, нужно было бы напоить их чаем, хоть чем-нибудь угостить.

Я открыл холодильник, оглядел его пустые полки. Вынул сиротливо таящуюся в уголке коробку шпрот и последний помидор.

Вскрыл консервы, разложил шпроты веером на тарелке, разрезал помидор на узкие дольки. Нарезал хлеб.

Зачем мне нужна была эта встреча? Я досадовал на себя: «Интеллигентская мягкотелость. Тоже мне писатель, учитель жизни. Пожалел несчастных и обездоленных, а самому угостить нечем. Что сам завтра буду есть? И о чем с ними разговаривать? Сам не знаю, как жить».

…Неделю назад поехал с путевкой Бюро пропаганды художественной литературы в какое-то ПТУ, где обучают будущих крановщиц, чтобы заработать выступлением четырнадцать рублей пятьдесят копеек. Еле нашел на окраине Москвы обшарпанное здание. По дороге решил: прочту десяток стихотворений, а потом проведу беседу о том, как важно при выборе профессии прислушаться к тому, чего на самом деле хочет душа.

На этой-то затее я и попался. Вызвал на себя шквал записочек, вопросов с мест. Вызвал к себе нездоровое доверие. После встречи обступили. Кто-то попросил номер моего телефона. Провожали до метро. И вот позвонила некая Наташа, попросилась прийти с двумя подругами, посоветоваться бог знает о чем.

Шел восьмой час. Они все не приходили. Мне нужно было дочитать чужую рукопись, чтобы написать на нее внутреннюю рецензию для «Нового мира».

Вдруг показалось, будто кто-то выкликает мое имя–отчество.

Вышел на балкон и увидел с высоты своего третьего этажа стоящих у закрытой двери подъезда трех девушек, разряженных, как на праздник. Никого из них я не узнал.

—  Здравствуйте! Как войти? Не записали номер кода.

—  Открываю! Поднимайтесь.

Войдя, одна из них вручила мне букет роз. Две другие попросили разрешения сразу пройти на кухню, чтобы выложить из хозяйственных сумок принесенное угощение. — Погодите. Как вас зовут?

— Наташа Иволга, — сказала рослая длинноногая, та, что вручила розы. Неожиданно потянулась ко мне, поцеловала. Фамилия у нее была красивая. Как и она сама.

Подружки тут же последовали ее примеру, и устремились на кухню со своими сумками.

—  Все-таки вас-то как зовут? — спросил я, растерянно глядя на то, как они выставляют на стол коробку с тортом, банку меда, банку клубничного варенья, банку баклажанной икры… — Я Оля, — ответила самая низенькая из них, беленькая, бледненькая.

— А я Настя, — отозвалась третья. — Где у вас ваза? Нужно поставить розы.

Действительно, я, как дурак, все стоял с розами. Пошел в комнату за вазой. И они пошли за мной, оглядывая книжные полки, фотографии на стенах, рабочий стол с пишущей машинкой.

— Первый раз в гостяху писателя! — воскликнула Наташа. — Вы что, один тут живете?

Настя, пухленькая, в синем платье с оборочками, деловито предложила:

— Давайте мы тут приберемся. Подметем, вымоем пол. Это мигом.

Пока она говорила, Оля успела отыскать в кладовке совок и веник, принялась было за работу.

Я тут же пресек самоуправство. Загнал их обратно на кухню….Ваза с розами красовалась на столе. За чаем с тортом я впервые толком смог разглядеть будущих операторш строительных кранов.

— Девочки, сколько же вам лет?

—  Оле с Настей по двадцать, — ответила Наташа Иволга. — Мне двадцать два.

Эта красавица была и на вид зрелее подруг. Ее южную, похоже, украинскую красу портило отсутствие нескольких передних зубов. Поймав мой взгляд, Наташа нехотя объяснила:

—  Очередной фраер увязался. Бежала от него в метро, грохнулась на платформе. Вышибло. Надо вставлять.

— Надо, — подтвердил я.