42-я параллель

- Но как только ребенок родится и она сможет устроиться на работу, я вернусь. Ты ведь понимаешь, Фред. Не могу я оплатить больничные расходы из своих семнадцати с половиной долларов в неделю.

- Нужно было быть осторожней.

- Но, черт возьми, Фред, я ведь тоже человек, как и все прочие. Что ты хочешь, сделать из нас преподобных истуканов, что ли?

- У уоббли не должно быть ни жены, ни детей, пока не победит революция.

- Но ведь я не складываю оружия, Фред... Я не продамся, клянусь богом, не продамся.

Фред Хофф весь побледнел. Кусая губы, он встал из-за стола и вышел из ресторана. Мак с тяжелым сердцем долго сидел на месте. Потом он пошел в редакцию "Уоркмен". Фред Хофф, согнувшись за столом, что-то усердно писал.

- Слушай, Фред, - сказал Мак, - я останусь еще на месяц. Сегодня же напишу об этом Мейси.

- Я знал, что ты останешься, Мак, ты не из дезертиров.

- Но только, старина, ты слишком многого от людей требуешь.

- Слишком многого - и то чертовски мало, Мак, - сказал Фред Хофф.

Мак пустил в машину новый рулон бумаги.

Неделями, каждый раз как приходили от Мейси письма, он клал их не читая в карман. В своих письмах он ободрял ее, писал, что приедет сейчас же, как только найдут кого-нибудь ему на смену.

Под рождество он прочитал все письма Мейси сразу. Все они были об одном - они довели его до слез. Он не хотел жениться, но адски трудно было прожить всю зиму в Неваде одному - а девок с него довольно. Он не хотел, чтобы свои ребята видели его таким угрюмым, и пошел в пивную, куда обычно сходилась ресторанная прислуга. В дверях его обдал ревущий столб пара и пьяного пения. У входа он наткнулся на Бена Эванса.

- Здорово, Бен, куда это тебя несет?

- Иду, как говорится, выпить.

- Вот и я тоже.

- В чем дело?

- Тошно чего-то до черта.

Бен Эванс захохотал:

- Вот как? Ну и мне тоже... а тут еще рождество.

Они пропустили три рюмки, но в баре было тесно и не чувствовалось праздника. Тогда они взяли пинту, на большее не хватило денег, и отправились к Бену.

Бен Эванс был смуглый, плотный, черноглазый брюнет, родом из Луисвилла, Кентукки. Он кое-чему учился и был автомехаником. В комнате стоял ледяной холод. Они присели на койку, закутавшись в одеяла.

- Да, вот и мы рождество встретили, - сказал Бен.

- Скажи и за то спасибо, что нас не накрыл Фред Хофф, - усмехнулся Мак.

- Фред на редкость хороший малый, честный, как стеклышко, и все такое, а только не дает парню погулять.

- А я думаю, что, будь у нас побольше таких, как Хофф, скорее бы чего-нибудь добились...

- Это конечно... Но, черт побери... Слушай, Мак, претит мне вся эта история, эта стрельба и все эти молодчики из ЗФГ, что шляются в Монтесума-клуб и обхаживают проклятого вашингтонского скеба.

- Да, но ведь никто из уоббли на это не пошел.

- Так-то оно так, да слишком нас мало...

- Тебе надо выпить, Бен, вот что.

- Взять хоть эту проклятую посудину - будь в ней, как говорится, вдоволь, и были бы мы готовы, так нет, мало... Вот и там, будь у нас достаточно таких, как Фред Хофф, была б у нас и революция, так нет, таких мало.

Оба хлебнули из бутылки, и Мак сказал:

- Слушай, Бен, случалось тебе обрюхатить девушку? Девушку, которую ты по-настоящему любил?

- Само собой, и не раз.

- И это тебя не заботило?

- Бог мой, Мак, да не будь девка последней шлюхой, разве она тебе позволит?

- Нет, я на это по-другому смотрю, Бен... Но, черт, сам не знаю, что мне делать... Очень, понимаешь, хорошая девушка, вот что...

- Не верю я ни одной... Был у меня приятель, женился он на такой вот. Водила его за нос и повсюду трезвонила, что от него беременна. Ну, он женился на ней, честь честью, а она оказалась чертовой шлюхой, и он еще от нее сифон заполучил. Уж мне можешь верить... Любить их и менять их - это для нашего брата самое подходящее дело.

Они прикончили пинту. Мак вернулся в редакцию и завалился спать, и виски обжигало все внутренности. Ему приснилось, что жарким летним днем он гуляет по полю с девушкой. Виски сладко жгло ему рот, пчелой жужжало у него в ушах. Он не был уверен - Мейси ли с ним или чертова шлюха, но только он чувствовал прилив теплоты и нежности; а она говорила ему тоненьким, сладко обжигающим голоском: возьми меня, милый, и он видел ее тело сквозь прозрачное газовое платье, и он склонился над ней, а она все лепетала: возьми меня, милый, сладко обжигающим жужжаньем.

- Эй, Мак, да проснешься ты когда-нибудь?

Над ним, растирая лицо и шею полотенцем, стоял Фред Хофф.

- Надо прибраться, прежде чем привалит сюда народ.

Мак присел на койке.

- А в чем дело?

Его не мутило, но чувствовал он себя плохо, и это сразу было видно.

- Надрызгался-таки вчера вечером?

- Был грех, Фред... Пропустили малость, но ведь...

- Слышал, слышал, как ты, укладываясь спать, топтался тут, словно соглашатель.

- Слушай, Фред, что ты мне нянька, что ли? Сам не маленький.

- Вам всем нянька нужна, вот что... Хоть бы потерпели, покуда мы выиграем стачку, и тогда уже начинали вашу пьянку и возню с девками.

Мак сидел на краю койки, зашнуровывая ботинки.

- Да какого черта мы все тут торчим? Для поправленья здоровья, что ли?