42-я параллель

- Я? - отозвался свысока Фейни. - Мне не для чего читать книгу. Когда вздумается, я все это наблюдаю, как оно есть. Вот тебе... это насчет падших женщин.

- Что-то больно тонка за один доллар. За доллар ты мог бы дать потолще.

- Так зато забориста.

- Ну ладно, возьму, а то еще застанет меня здесь отец. Покойной ночи.

Фейни снова отправился на сеновал и крепко заснул. Ему снилось, что он в каком-то амбаре поднимается по шаткой лестнице вместе с сестрой Милли, и она все пухнет, белеет, жиреет; на голове у нее большая шляпа, кругом разукрашенная страусовыми перьями, а на платье вырез, и он удлиняется от шеи все ниже и ниже, и голос дока Бингэма говорит, что это Мария Монк, королева белых рабынь, и только он собрался схватить ее, как солнце ударило ему прямо в глаза. Док Бингэм стоял перед ним, широко расставив ноги, причесывался карманной гребенкой и декламировал:

Сбирайся в путь, ведь солнце - светоч мира

Не для земли одной несет тепло,

И человек корнями не прикован

Подобно древу к месту одному.

- Вставай, Фениан, - прогрохотал он, заметив, что Фейни проснулся, отряхнем прах этого негостеприимного жилища от сандалий наших, завязав ремни, с проклятием, подобно философам древности. Запрягай лошадь, позавтракаем дорогой.

Так странствовали они в продолжение нескольких недель, пока однажды вечером не очутились перед опрятным желтым домиком, стоявшим в роще пушистых темных лиственниц. Фейни остался в фургоне, а док Бинтам отправился в дом на разведку.

"Сегодня непременно спрошу его, - думал Фейни. - Должен ведь этот старый мошенник наконец рассчитаться со мной".

Немного погодя док Бингэм появился на пороге, весь расплывшись в широкой улыбке.

- Ну, Фениан, тут нас прекрасно примут, как и подобает принимать носителей сана. Но только смотри, не болтай лишнего. Отведи лошадь в сарай и распряги ее.

- А как насчет моей платы, мистер Бингэм, ведь прошло уже три недели.

Фейни соскочил с козел и готовился распрягать.

Скорбь омрачила лицо дока Бингэма.

- О корысть, корысть...

Внимательно исследуй

Его ты руку - белоснежна кисть,

Но на ладони, в складках, грязь ты узришь,

Увы, то след уже оставил подкуп.

- У меня были великие надежды на кооперативные наши начинания, которые ты разрушаешь своей юношеской поспешностью и алчностью... Но если ты иначе не можешь, то, что делать, сегодня же вечером ты получишь все должное, и даже с избытком. А теперь распрягай и принеси мне вон тот маленький сверток с "Марией Монк" и "Папистскими кознями".

Был жаркий день. Вокруг амбара пели реполовы. Пахло свежей травой и цветами. Амбар был сложен из красного кирпича, двор полон белых леггорнов20.

Кончив распрягать и поставив лошадь в стойло, Фейни уселся на перекладину забора и закурил папироску, глядя на серебристо-зеленые поля овса. Ему хотелось, чтобы подле него была девушка, которую он мог бы обнять за талию, или парень, с кем бы отвести душу.

Тяжелая рука опустилась ему на плечо. Рядом с ним стоял док Бингэм.

- Фениан, мой юный друг, мы на тучном пастбище, - сказал он. - Она совершенно одна: муж с работником отправился на два дня в город. И ровно никого в доме, кроме двух ее ребятишек, - милые крошки. Я, может быть, разыграю здесь Ромео. Ты еще никогда не видал меня любовником. Это моя коронная роль. Ах, когда-нибудь я расскажу тебе о своей мятежной юности. Но пойдем, я познакомлю тебя с прелестной обольстительницей.

Когда они входили в кухонную дверь, их скромно приветствовала пухлая женщина в светло-лиловом чепчике и с ямочками на щеках.

- Это мой юный помощник, мэм, - с широким жестом сказал док Бингэм, Фениан, это миссис Ковач.

- Вы, должно быть, голодны, а мы как раз собираемся ужинать, - сказала та.

Солнце последним краешком осветило кухонную плиту, сплошь уставленную кастрюлями и сковородами. Душистый пар легкими струйками подымался из-под круглых, до блеска начищенных крышек. Говоря, миссис Ковач нагнулась над плитой так, что горою поднялся ее обтянутый синей юбкой зад и торчком встал бант накрахмаленных завязок передника; открыла духовку, вытащила оттуда огромную сковороду сдобных булочек и переложила их на блюдо, уже стоявшее посреди накрытого перед окном обеденного стола. Теплый запах печеного теста наполнил кухню. У Фейни слюнки потекли. Док Бингэм потирал руки и вращал глазами. Все расселись, и два голубоглазых грязнолицых малыша принялись молча уписывать за обе щеки, а миссис Ковач щедро накладывала всем на тарелки тушеных помидоров, картофельного пюре, тушеного мяса и горошка со свининой. Она налила им по кружке кофе и села сама, глядя на дока Бингэма влажными глазами.

- Люблю смотреть, как едят мужчины,

Лицо ее до того побагровело, что Фейни, случайно глянув на нее, тотчас же отводил глаза. После ужина она с почтительным испугом принялась слушать дока Бингэма, а тот все говорил и говорил, время от времени приостанавливаясь и откидываясь на спинку стула только для того, чтобы пустить кольцо дыма под лампу.